Chapter Text
…нужно продержаться еще немного.
Совсем чуть-чуть, чтобы не ворваться и не оторвать одну тысячелетнюю голову.
Потому что – какого черта? Что Сатору вообще сейчас слышит? Почему вселенная так жестока к нему? С чего он решил завалиться в гости к Мегуми с Сукуной именно сегодня? В чем смысл бытия? Зачем жить эту жизнь, если бренность существования так тщетна? Это ли экзистенциальный кризис, персональная версия для шестиглазого, его личные мучения?..
– …ауч. Больно, Сукуна.
– А ты не дергайся и не будет больно, пацан.
– Я уверен, что проблема совсем не в этом. У тебя просто ужасная техника.
– Все с моей техникой отлично! Никто до сих пор не жаловался!
– Что было бы с теми, кто рискнул бы пожаловаться?
– …ладно, допустим, я понял твой намек. Но ты-то прямо сейчас жалуешься так, будто у тебя еще сотня жизней в запасе!
– Я не жалуюсь, я вношу конструктивные замечания.
– Не вижу в них ничего конструктивного.
– Возможно, тебе нужно к окулисту. Тысяча лет все-таки. Пора бы уже.
– Ах ты раздражающий…
– Ауч! На этот раз ты точно специально!
– Не представляю, о чем ты.
– Тогда прекрати так самодовольно ухмыляться.
– Ты даже не видишь меня сейчас.
– Я все равно знаю, что ты ухмыляешься, Сукуна.
– Наглец.
– Придурок.
– Почему ты такой напряженный?
– Ты серьезно у меня это спрашиваешь? Ты вообще можешь быть понежнее?
– Где ты вообще видел нежных тысячелетних демонов?
– Логично.
– Да и с каких это пор ты вообще сам стал таким неженкой? Обычно тебе постоянно только погрубее за пожестче подавай.
– Будто тебе не нравится, когда я с тобой погрубее и пожестче.
– Это да… Но я не о том! Тысячелетним демонам, может, тоже иногда нежностей хочется. Прекрати наконец-то ржать!
– Я вообще ни звука не издал.
– Я знаю, что ты ржал мысленно. А мог бы и вслух. С радостью бы послушал. Но вообще я пытался сказать, что зачастую в твоем исполнении ни слова жалобы не дождешься, а тут нытье вдруг через слово. Чем же я такую честь заслужил?
– Тем, что ситуация того заслуживает. Ты обещал мне неземное удовольствие, Сукуна. Именно так. Именно такими словами.
– Так это ты просто не разбираешься в удовольствии, пацан! Не моя вина!
– У тебя все удовольствие через боль, да? Прекрати в меня тыкать!
– Ничего я в тебя не тыкаю, это часть процес…
Так.
Ну все.
Сатору наслушался.
Возможно, в какой-то момент всего этого – вероятно, еще в тот, когда вообще услышал их голоса – ему следовало бы уйти. Самым недостойным шестиглазого образом сбежать. Но какое уж тут уйти! Какое уж тут сбежать! Будто сэнсэйская душа ему такое позволила бы! Почему он вообще решил, что живущие вместе Сукуна и Мегуми – это хорошая идея? Какой Сукуна… в смысле, бес его в тот момент попутал?
Что с ним не так вообще?!
– Так! Я здесь и собираюсь войти! Учтите, если мои бедные сэнсэйские глаза увидят что-нибудь неприличное, то полетят с тысячелетних шей тысячелетние головы! – наконец не выдерживает и орет во всю мощь легких Сатору.
Потому что ни одно шестиглазое терпение не в состоянии такое и дальше выносить!
Что ж, он предупредил.
Так что никто теперь не сможет обвинить его и том, что самовольно и внезапно ворвался… а именно это Сатору, в общем-то, в следующую секунду и делает, открывая дверь ногой с громким:
– Ага!
При этом держа одну ладонь возле лица, готовый тут же прикрыть свои бедные сэнсэйские глаза в случае чего. Что, вообще-то, мало помогло бы, потому что он может все увидеть и так – но хоть попытался бы свою сэнсэйскую психику уберечь от ужасной моральной травмы!..
А тем временем, вломившись… в смысле, обоснованно и после предупреждения чинно зайдя, Сатору от открывшейся ему картины замирает.
Пораженно моргает.
Потому что Мегуми и Сукуна сидят на краю кровати, удивленно на него глядя. Оба полностью одетые, не выглядят запыхавшимися и так, будто только что в спешке пытались себя в приличный вид привести, у одного невпечатленно приподняты брови, второй язвительно ухмыляется – очевидно, кто из них кто.
Пристыженными или виноватыми не выглядят ни на секунду. Вообще все это стороны кажется очень приличным и без каких-либо двусмысленностей.
Тогда что это сейчас такое был… о-о-о…
А-а-а-а-а!
Наконец, до Сатору начинает доходить, потому что замечает это: одна рука Сукуны лежит у Мегуми на плече, с силой массируя и разминая, пока вторая сжата в кулак и с еще большей силой упирается между лопаток – это он, видимо, так тыкал. Был бы кто другой, то мог бы натыкать и настолько, что проломил бы грудную клетку, но хорошо, что перед ним все-таки далеко не слабый шаман.
Несчастное, истерзанное сэнсэйское сердце постепенно замедляет панический ритм до обычного, пока он с облегчением выдыхает:
– Так Сукуна тебе просто массаж делает, – с осознанием произносит Сатору, посмеиваясь себе под нос чуть истерично – он ведь уже действительно вознамерился драку устроить за покушение на честь одного несносного ребенка!
…хотя, наверное, ему стоило бы этого ожидать.
Учитывая, что сам же их сожительству и поспособствовал, прекрасно осознавая все эти слащавые чувства, которые эти двое друг к другу испытывают и старательно отрицают.
Но в таком направлении Сатору не думал, ладно?!
Не был морально готов ко всяким вот этим двусмысленным… разговорам!
Это возмутительно! Мегуми всего лишь девятнадцать, вообще-то! Вот исполнится ему тридцать… А лучше сорок… А лучше сто… Что Сукуне стоит немного подождать, если он все равно бессмертный и для него тысяча лет, как миг?!
Проще простого же!
– А у тебя были какие-то другие предположения? – скептично интересуется Мегуми.
Вот теперь Сатору, когда паника, ужас и гнев праведный постепенно притихают, начинает немного мяться и уже с куда меньшей силой, совсем не неловко – потому что шестиглазые не знают неловкости! – произносит:
– Ну… Эм… Знаешь ли… Вы тут говорили… Всякое…
– То есть, ты стоял под дверью и слушал, что мы тут говорили? – холоднее уточняет этот несносный ребенок, а Сатору вскидывает руки в сдающемся жесте и принимается частить то ли возмущенно, то ли виновато, то ли оправдываясь, то ли все это разом.
Хотя шестиглазому не нужно оправдываться, все, что он делает, по определению совершенно и прекрасно, это очевидно!
Но все-таки…
– Ну, знаешь ли! Ты упомянул, что он делает тебе больно! Как я мог после такого просто уйти?! Но я попытался быть тактичным и не врываться сразу, чтобы тысячелетние головы сносить! Но дальше разговор становился только хуже! Ты критиковал его технику, Мегуми! Технику!
– …технику массажа.
– Но мне-то откуда было это знать?! Звучало очень компрометирующе, знаешь ли! Вы там говорили о том, что обычно оба предпочитаете погрубее и пожестче!
– Конечно. Спорить друг с другом.
– Но еще этот мудак в тебя чем-то тыкал!
– Именно так. Кулаком между лопаток.
– Ну тогда надо было уточнять!
– А мне-то откуда было знать, что у нас есть слушатели?
– Ты же умный паршивец, мог бы и предугадать! Будто мы первый день знакомы, и ты не знаешь, какой я любопытный!
– То есть, сующий свой нос не в свое дело?
– Эй! Нет такого дела, где моему носу не были бы рады! И прекрати жрать, Сукуна!
– Не могу. Это просто уморительно, Годжо. То, насколько ты идиот, – только еще громче принимается гоготать этот тысячелетний татуированный мудак, который, в отличие от Мегуми в этом их возмутительном недавнем диалоге, действительно ржет, и Сатору закатывает глаза, бурча:
– Никто тут меня не уважает.
– Сложно уважать подслушивающего, врывающегося в чужие комнаты придурка, – хладнокровно замечает Мегуми, и Сатору вскидывается в возмущенным уточнением:
– Врывающегося с предупреждением!
– Это не сильно-то тебя оправдывает, – ворчит Мегуми, одновременно с этим со значением тыча локтем Сукуну в бок, и только после этого его гогот начинает затихать.
Ну вот и что за поразительное послушание в исполнении миленького щеночка… то есть, тысячелетнего щеночка… то есть, тысячелетнего демона… Да неважно, все равно одомашненная милота налицо! Успехи одного несносного ребенка на попроще приручения королей проклятий очевидны. Самое время начать стебать и угорать по этому поводу…
Но скоро выясняется, что для Сатору затихший гогот совсем не значит хорошие новости. Потому что Сукуна вдруг сверкает нахальным алым блеском в глазах и расплывается в довольном, чуть мстительном оскале, плотоядно мурлыча:
– Поверь мне, Годжо, когда я наконец по-настоящему потыкаю в пацана, он будет только наслаждаться, а на боль жаловаться ему не придется…
– Он сейчас либо убьет тебя, либо в обморок грохнется, – сухо говорит на это Мегуми, а Сатору и правда ощущает себя близким к чему-то из этого, но, задыхаясь от панического возмущения, указывает пальцем на Сукуну и лишь зло выпаливает:
– Ты…
– …я, конечно же, имел в виду тыкать палочками для еды ему в губы, пытаясь накормить. Уж не знаю, чего ты там себе надумал, Годжо, – весело отвечает Сукуна.
Пока паническое возмущение и кровожадность Сатору постепенно отступают, не без некоторого усилия шестиглазой воли, он бросает на Мегуми очень говорящий взгляд и говорит ровным, ничего не выражающим голосом.
Интонации, которые перехватил у этого несносного ребенка:
– Вот поэтому и я говорил, что мне за ним присматривать никак нельзя. Я общаюсь с ним… Сколько? Минут пять? И уже считаю высочайшим проявлением своей выдержки тот факт, что до сих пор не убил этого тысячелетнего мудака.
– Вынужден напомнить о том, – серьезно и твердо произносит Мегуми, строго на Сатору зыркая, – что это ты завалился в чужую квартиру, – ауч, – ты подслушивал чужой разговор, – дважды ауч, – ты наделал из него диких предположений, на основе которых ворвался в чужую комнату, – трижды ауч, ух, а этот несносный ребенок никогда не церемонится прежде, чем словами въебать под дых, как кулаком.
– Не таких уж и диких, – вдруг ворчит Сукуна с легким недовольством и одновременно нахальством, а пока Сатору драматично хватает ртом воздух от возмущения, Мегуми раздраженно на него зыркает:
– Не усугубляй.
– А я ни не нанимался успокаивать истерящих шестиглазых, – безразлично пожимает плечами ворчащий Сукуна, но, тем не менее, отступает и от дальнейший провоцирующих, двусмысленных комментариев каким-то образом удерживается.
Ну вот, еще одно доказательство того, что тысячелетние проклятия все-таки поддаются дрессировке и одомашниванию.
А Мегуми на этом поприще делает прямо-таки выдающиеся успехи!
Но, чтобы с этими успехами несносному ребенку не мешать, Сатору, так уж и быть, решает все же никак этот факт не комментировать – вдруг Сукуна, если его прямым текстом в происходящем уличить, тут же начнет бунтовать против тренировок, м?
Ведь его одомашнивание явно в самом разгаре, нельзя случайно процесс прервать!
Потому вместо этого он лишь ехидно говорит:
– Уж лучше быть истерящим шестиглазым, чем королем проклятий, который за тысячу лет не научился делать нормальный массаж.
– Эй, я делаю отличный массаж, просто этот пацан научился у тебя бессмысленному нытью! – возмущается Сукуна, и, о-о-о, это он неправильную реплику для словесного пинка выбрал, потому что Сатору только гордо ухмыляется:
– Если научился, значит, моя миссия, как сэнсэя, выполнена!
– Так себе у тебя цели, как у сэнсэя, – сухо комментирует это Мегуми, недовольно на него зыркнув, а затем поворачивается к Сукуне и безжалостно припечатывает: – А ты действительно за тысячу лет нормальный массаж делать не научился.
– Типа я кому-нибудь до тебя его вообще делал, – бурчит себе под нос Сукуна, и то ли Мегуми правда не слышит, то ли притворяется, но переспрашивает, моргнув:
– Что?
– Что? – вскидывается Сукуна, который, кажется, совсем не собирался предыдущие слова произносить вслух – но Сатору их запомнил, ха, хотя он совсем не удивлен тому, что именно Мегуми стал первым, ради кого тысячелетний демон снизошел до такого.
Ну ради кого же еще, верно?
А тем временем Сукуна уже меняет траекторию разговора:
– Говорю – прикинь, как забавно было бы, если бы мой массаж тебе все-таки понравился, и вместо возмущений и жалоб Годжо пришлось бы услышать твои довольные стоны?
Пока Сатору хватается за свое бедное сэнсэйское сердце, панически убивающее себя о ребра.
Ну ни секунды покоя!
В эту секунду Мегуми закатывает глаза и отмахивается:
– Не преувеличивай свои выдуманные навыки. Я бы точно не стонал, – на секунду он задумывается и продолжает со сверкнувшими в глазах нахальными искрами: – С другой стороны, мы можем проверить мои навыки массажа и посмотреть, будешь ли стонать ты.
– О, для тебя я буду стонать радостно уже просто от самого факта того, что ты делаешь мне массаж. А уж если ты в меня еще и чем-нибудь потыкаешь… – довольно мурлычет Сукуна.
Ну все.
Ну хватит.
У всего должен быть предел!
Хотя, конечно, тот вариант, где это Мегуми чем-то тыкает в Сукуну все же предпочтительнее, чем где это Сукуна чем-то тыкает в Мегуми…
Иу!
Нет, оба варианта достаточно кошмарны и нужно прекратить размышлять в этом направлении, пока бедное сэнсэйское сердце не схватило инфаркт!
Какая абсурдная была бы смерть для шестиглазого и сильнейшего…
– Вот я сижу прямо перед вами, собственными глазами вижу, что ничего предосудительного не происходит, но от ваших кошмарных разговоров мне все равно хочется швыряться тысячелетними головами! – возмущенно выпаливает Сатору и вскакивает на ноги. – Все, хватит, мое сэнсэйское сердце больше не выдержит…
– Ну наконец-то. Всегда рады не видеть тебя здесь, Годжо.
– Цыц, Сукуна. Ты все еще у меня на прицеле, так что лучше бы помалкивал. Одно неверное движение в сторону Мегуми…
– И ты заноешь меня до смерти.
– Вообще-то, я действительно могу. Так что ты меня не провоцируй, а то пожалеешь.
– Вот так думаешь, что битва шестиглазого и тысячелетнего проклятия будет чем-то эпичным, невероятным эпохальным событием, а по итогу получаешь вот это, – бурчит себе под нос Мегуми, морщась с легким отвращением, и Сатору возмущенно вскидывается:
– Эй!
А Сукуна закатывает глаза.
– Какой шестиглазый, такая и битва.
Когда Мегуми, что за несносный ребенок, на это самым ужасным, кошмарным, предательским образом чуть веселее фыркает, Сатору вопит еще возмущеннее:
– Э-э-эй!
Но затем он видит, как у Сукуны, бросившего взгляд на приподнявшего уголки губ Мегуми, алый и злобный блеск в глазах моментально смягчается, чуть-чуть, но так явно теплеет, начинает отдавать нежностью, и возмущаться уже не так уж сильно хочется.
Ладно уж.
Пусть себе стебут шестиглазого и сильнейшего.
Потому что, пока этот тысячелетний мудак так смотрит на Мегуми и явно готов все свои последующие тысячелетия существования провести преданным цербером у его ног – все в порядке.
Пока несносный ребенок счастлив и в безопасности.
Все в порядке.
Но и обычно непроницаемые глаза Мегуми вспыхивают ярче, теплее, когда он ответно бросает взгляд на Сукуну, и это настолько же важно, потому что является неотъемлемой составляющей того самого счастья, которое – самое ценное, что может быть.
Все же видеть тысячелетнее злобное проклятие, покорно преклоняющее колени перед сильным и упрямым девятнадцатилетним пацаном-шаманом.
Это бесценно.
– Вы такие сладкие вместе, что никакие моти не сравняться, – добродушно фыркает себе под нос Сатору, на что Сукуна и Мегуми, кажется, немного пропавшие во взглядах друг на друга, вскидываются и смотрят на него, одновременно произнося:
– Что?
– Что?
А Сатору мягко фыркает. Все у них будет хорошо…