Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Когда Тацуми нежно тянется к губам напротив, вместо заботы и тепла ощущает лишь холод. Он улыбается, прикрыв глаза, как будто делая вид, что не замечает, что всё это — шутка или само собой разумеещеся. Ведь всё стоит на своих местах. Чужие губы сжаты плотно, и Тацуми упирается в тонкую линию и отстраняется. Протягивает руку, чтобы уложить на щёку HiMERU. Может, в глубине души он понимает, что что-то явно изменилось. Вместе со всем пережитым в Рэймэй ушла и вся нежность HiMERU. Он отстранялся и избегал, словно не он произносил те глубинные речи, поразившие Тацуми, в тот день на сцене. Оно и неудивительно — кто угодно изменится после жестокого избиения толпой людей, которым ты доверил душу и сердце.

Но когда Тацуми отвергают сейчас — ощущается больнее. Он морщится, не убирая руки. HiMERU сейчас кажется одновременно и ближе и дальше всех. Глаза такие же родные, как и прежде, но их отражение отрешённое и пустое. Тацуми ни в чём не может его винить. HiMERU просто нужен отдых, чтобы сознательно отойти от событий, и Кадзэхая не будет торопить, а продолжит быть молчаливым слушателем, держащим его за руку.

Chapter Text

HiMERU никогда не хотел быть актёром. В конце концов, мастерство копирования людей всегда было всего лишь способом заработка и выживания, а не чем-то приносящим удовольствие. Какого прожить всю жизнь, зная, что она написана не для тебя? Что ты идёшь по чужой линии судьбы? HiMERU жаль, что он знает, какого это испытывать. Он живёт, посвятив всего себя для человека, которого вживую видел один раз. Который хватался за него так отчаянно, ничего о нём не зная, когда всё их изначальное доверие держалось лишь на одной текущей в венах крови. HiMERU вспоминает, как Канамэ был зависим от него, и теперь понимает, что колоды перевернулись вверх ногами. Теперь HiMERU не просто зависит от своего брата, он стал неотъемлемой его частью. Ведь человек, о котором он знает меньше всего, в конечном итоге оказался тем, кто стал ему самым близким и родным. А сейчас он страдает в аду, попав туда по абсолютной случайности, а HiMERU исполняет чужую мечту, лишь бы потешить своё эго.

Самое трудное — искусство передачи чувств. Внешность и поведение всегда оказываются на поверхности, легко заметными, в то время как истинные эмоции скрыты глубоко. В этом отношении HiMERU был благословлен: несмотря на их полную диаметральную противоположность, он всегда мог по-настоящему понять Канамэ. Даже несмотря на всю ложь, которую он строил, лишь бы казаться безупречным — Джун открыл ему глаза ещё в Рэймэй.

Но воссоздать чувство любви невозможно. Ровно также, как HiMERU никогда не сможет постичь всей той агонии, через которую до сих пор проходит Канамэ. Ты можешь пародировать, но никогда не испытаешь это чувство подлинно. Особенно к человеку, который испортил жизнь твоего близкого.

Изначально это была слепая злость. Тацуми не хотелось понимать и даже слышать, хотя где-то в глубине души скреблись кошки, напоминая, что Кадзэхая хотел утопии, а не славы, власти и, уж тем более, страданий. Тацуми был взрослым наивным ребёнком, что верил в людей, следуя за мечтами. Ребёнком, что не знал всю подкорку людей и то, насколько они злые и эгоистичные существа. Что как не старайся строить Бога, всегда найдутся атеисты. Ребёнком был настолько наивным, что даже не слышал чужие указания. Сколько раз ему говорили бросить затею, мальчик был слишком верен своим идеалам, чтобы бросить их на полпути. HiMERU завидует его целеустремлённости, ведь у него никогда не было вещей, которые он мог ценить, пока он не встретил Канамэ.

С течением времени пламя ненависти угасало. Оно переставало пылать, как раскалённая сковородка, что становилась всё холоднее с каждым днём, пока не осталась одиноко стоять на конфорке. HiMERU продолжал не понимать Тацуми. Ведь Кадзэхая прощает всех без разбору, даёт вторые шансы и относится с пониманием. Это настораживает — чрезмерное доверие всегда губило, а близкие люди приносили проблемы.

Затем росла привязанность. Через каждый нежный жест Тацуми ощущалась такая верная любовь. И каждый раз HiMERU себя отдёргивал, ведь эта любовь предназначалась не для него.

Чем больше времени они проводили вместе — тем ближе хотелось быть. Тем больше HiMERU хотел отбросить свой образ хотя бы на денёк, чтобы вся любовь Кадзэхаи была направлена не к какому-то человеку по кличке HiMERU, а к тому, кто отрёкся от собственного имени.

Чужая рука прижимается к собственной щеке и хочется прильнуть. Ощутить больше тепла, привязанности, чувств. Больше касаний повсюду: выцеловывать щёки и обнимать, прижимать плечи к себе и поглаживать талию, точно также, как делает Тацуми. Но всё воображение рушится, как карточный домик, когда приходится напомнить себе, кем он является. Что всё, что любит Тацуми — не он. Что всё, что гладит Тацуми — не он. Что всё, что целует Тацуми — не он. Что он не создан для Кадзэхаи. Что его имя никогда не было вписано в эту историю. Что он появился, как непрошенный странный герой, ради своих эгоистичных желаний.

Что Тацуми никогда не будет любить его.