Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Дин Винчестер-Сингер был парнем сентиментальным. Он никогда не признался бы в этом и стал бы отрицать, если б его спросили, но это было истинной правдой. А ещё он был занудой и белкой, запасающей всё и вся: его детство прошло в нищете, и не нужно быть магистром психологии, чтобы понять, почему он стал настолько склонен к накоплению. Ему нужно было место и вещи, которые можно назвать своими - он по-прежнему жил в квартире, которую смог снять на первую зарплату механика в автомастерской своего приёмного отца. Дин мог бы переехать уже сотню раз, но никогда этого не хотел. Квартира была его. И со временем он захламил её всевозможным дерьмом - безделушками и разными штуками, которыми не только не пользовался, но и вовсе не помнил, что они у него были. Если вещь имела для него хоть малейшую сентиментальную значимость, несла с собой хоть крупицу воспоминаний и эмоций, он её хранил.

Но недавно он почувствовал острую необходимость отпустить прошлое. Ему в руки попал - и, поверьте ему на слово, обычно Дин совершенно точно не читает подобные вещи - один из журналов для "хиппи", "йогов позитивной мысли" и прочих приверженцев нью-эйдж, лежавших дома у его брата, и одна из статей хлёстко ударила его по лицу своим содержанием.

Статья рассказывала о том, как привязанность к материальным вещам, пользуетесь вы ими или нет, на самом деле вредит вашей психике, потому что укрепляет идею о том, что все эти вещи могут понадобиться в будущем и, соответственно, в будущем вам будет их не хватать, и вы будете от этого ожидаемо страдать. В статье предлагалось избавиться от всего ненужного, бесполезного и объективно избыточного, "отпустить прошлое" и, тем самым, подарить своему будущему элемент тайны, сюрприза вместо страха перед нуждой.

И Дин не думал раньше, что является одним из таких людей. Но им, однако, был.

Поэтому, когда поток рождественских подарков наконец иссяк, и Дин понял, что большинство полученных ништячков могут с лёгкостью заменить некоторые его старые вещи, он принял революционное для себя решение: пожертвовать на благотворительность то, чем больше не собирался пользоваться, или зачем-то хранил, даже не сняв магазинные бирки.

Дин осознал, что впервые в своей жизни достиг положения, в котором мог - должен был - наконец-то поверить в своё будущее и отпустить тревожные мысли о возможной нужде.

К тому же, рассуждал он, приближалось самое холодное время года, и было неправильно складировать дома вещи исключительно из-за стоявших за ними воспоминаний (или пресловутого «а что, если»), когда где-то там были люди, которые действительно в них нуждались. Например, вот эти одеяла. Эти одеяла буквально могли перевесить чашу весов какого-нибудь бездомного в сторону жизни.

Покидая здание, где он оставил коробки со своими пожертвованиями, Дин ожидал почувствовать сожаление и утрату. Но на деле всё, что он испытал - это облегчение. Поэтому Дин сделал то, что делал всегда, когда понимал, что принятое им решение было верным: он улыбнулся сам себе, на мгновение окунулся в это пьянящее ощущение "правильности", а затем тихо и мирно продолжил жить своей обычной жизнью.

Спустя несколько дней (когда он уже практически позабыл о своём добром поступке) по дороге с работы Дин наткнулся на человека, лежащего на тротуаре в одном из его одеял. Тот завернулся настолько туго, что была видна лишь копна чёрных непослушных волос.

И вот это заставило Дина остановиться, будто громом поражённого.

Сначала он подумал, что ему почудилось, привиделось то, что он хотел видеть, но нет - это одеяло совершенно точно раньше принадлежало Дину. Крайне маловероятно, что в мире нашлось бы ещё одно такое же, учитывая, что он сшил его своими руками. Голубое флисовое одеяло с вышитой уродливой собачьей мордой - у бедной зверюшки один глаз был выше другого, а усы выглядели и вовсе как-то зловеще. И эту ужасную, отвратительно нелепую морду дополняла пара торчащих ушей, которые Дин тоже связал сам. Он сшил это одеяло в тот единственный раз, когда Чарли удалось его уговорить на совместное посещение курсов кройки и шитья, которое должно было укрепить их дружбу и сделать их "ещё более крутой командой" - ловушка, в которую Дин больше в жизни никогда не попадётся. Он серьёзно раздумывал над тем, стоит ли отдавать конкретно это одеяло, потому что был очень сильно к нему привязан, несмотря на убогий вид. Оно напоминало об одном из самых важных людей в его жизни, и Дин не мог удержаться от улыбки всякий раз, когда думал об этих чёртовых курсах.

Но места и вещи никогда не были для него самым главным. А вот люди - были. Когда Дин по-настоящему с кем-то сближался и начинал любить (а этот человек в ответ любил его и надолго оставался в его жизни), всё, что было связано с этим человеком, становилось для Дина очень важным. Такие люди становились его миром. Такие, как Чарли, братишка Сэмми и его жена, Джесс, их приёмные родители Бобби и Эллен и их дочурка Джо, ставшая Дину младшей сестрой.

В конце концов, решил он, его дружба с Чарли который год остаётся крепкой не из-за наличия одеяла на его полке - точно так же, как его пожертвование не приведёт эту дружбу к концу. Так что он должен был либо начать использовать одеяло по назначению - чего он решительно не собирался делать, потому что оно действительно было просто отвратительным (будучи механиком, Дин в целом неплохо умел работать руками, но, увы, карьера швеи ему не светила), - либо отдать эту вещь в надежде, что кому-то она пригодится больше.

И вот перед ним наглядное подтверждение, что он принял правильное решение. И Дин знал, что должен сделать: улыбнуться и прочувствовать момент, осознать, что по крайней мере одна из пожертвованных вещей сослужила кому-то добрую службу; мысленно пожелать этому человеку всего наилучшего и идти своей дорогой.

Но Дин услышал приступ грудного кашля, который, казалось, длился целую вечность, и выбор был сделан за него.

– Эй, приятель, как насчёт ужина?..

Chapter Text

Дин решил, что человек под одеялом - мужчина, потому что тот выглядел крупным, хотя и постарался как можно плотнее закутаться, свернувшись калачиком. Очевидно, в попытке сохранить больше тепла. Его теория подтвердилась, когда человек чуть приподнял голову, огляделся, и на Дина внимательно уставилась пара хмурых голубых глаз.

– Повтори-ка?

Это был самый низкий и хриплый голос, какой Дину доводилось слышать в своей жизни. Но в последние пару минут этот мужчина активно выкашливал лёгкие - возможно, дело было в этом.

– Купить тебе еды?

– С чего вдруг?

– А почему бы и нет?

– Что ты хочешь взамен?

– Что за бред?.. Ничего, конечно.

– Хочешь сказать, что просто угостишь меня ужином, ничего не попросив взамен? Даже минет?

– Чего?! Нет! Нет, это не...

– Потому что мне не впервой слышать подобного рода... деловые предложения.

О, боже. Нет, это просто не могло быть правдой, верно? Люди не стали бы опускаться так низко. Да?.. Дин знал, чувствовал, что на самом деле не хочет знать ответа на этот вопрос, но и не задать его не мог.

– Ты... Господи, ты сейчас серьёзно?

Мужчина пожал плечами, и, вместе с его спокойным деловым тоном, это вполне отвечало на поставленный вопрос, но Дин всё равно не был готов к следующим словам.

– Некоторые уверены, что бездомные удовлетворят их сексуальные потребности за половину той цены, которую просят респектабельные проститутки. В моём случае "годных на отсос" губ, по-видимому, вполне достаточно, чтобы забыть о моём социальном статусе на пару минут. Но только если я проглочу, разумеется.

Это... Некоторые люди были просто отвратительны. Как они могли даже подумать о том, чтобы вот так пользоваться попавшими в беду, страдающими людьми?!

Выражение ужаса на лице Дина, должно быть, говорило о многом, потому что мужчина, кажется, немного расслабился, и Дин решил попытать счастья ещё раз.

– Понимаешь, в чём дело... Это моё одеяло.

– Твоё оде... Я нашёл его в стопке одеял, отданных в приют. Они сказали, что их пожертвовали... Ты, эм. Хочешь его забрать?

– Что? Нет! Боже, нет! – Дину оставалось лишь провести рукой по лицу, проклясть генетическую неспособность членов их семьи излагать мысли чётко, вздохнуть и попробовать снова. – Я сейчас на идиота смахиваю, да? Ладно, слушай: я сшил, вышил и связал части этого грёбаного одеяла, включая эти дурацкие уши. Это было миллион лет назад и лишь потому, что моя лучшая подруга буквально заставила меня это сделать. И с тех пор я это одеяло хранил, сентиментальная ценность и всё такое. Затем я отдал его на благотворительность и спустя всего пару дней я натыкаюсь на него снова, обёрнутое вокруг тебя. Это как... знак, приятель, я не мог просто пройти мимо.

– Но ты бы так и сделал, если бы не узнал своё одеяло. Ты бы прошёл мимо. Именно так все и делают.

Метафорическая пощёчина ударила Дина наотмашь, так сильно, что выбила малейшее желание отвечать какой-то банальностью.

– Знаешь, что? Скорее всего. Скорее всего я бы так и сделал. Но тебя я заметил и раззаметить уже не получится. Ну так что, как насчёт покушать?

Честность явно была верной тактикой поведения с этим мужчиной, потому что он, похоже, впервые всерьёз задумался над ответом.

– Я не... Если я сейчас встану, то потеряю место, а сегодня ночью будет ветрено. Здесь можно спрятаться от резких порывов, так что...

Бо-же. Дин даже представить себе не мог, каково это - жить вот так. Насколько силён был этот человек и все остальные, кто оказался в подобной ситуации и всё же продолжал идти вперед?..

– М-да... Хорошо, эм... Я могу пойти купить тебе что-нибудь и принести сюда?

Настороженность мужчины, поразившая Дина в самое сердце с первой минуты разговора, казалось, поднялась ещё на уровень.

– Ты и правда ничего не ждёшь взамен?

– Нет, клянусь, – Дин подкрепил слова лучшей своей улыбкой типа «У меня нет абсолютно никаких дурных намерений, пожалуйста, поверь мне» и мысленно проклял тот факт, что Сэмми сейчас не с ним: его фирменный взгляд побитого щенка, отработанный до совершенства, наконец-то мог бы помочь Дину вместо того, чтобы разводить его на "разговор о чувствах". – Есть какие-то особые пожелания?

Вопрос, судя по округлившимся глазам - первой эмоции, которую он вообще себе позволил - застал мужчину врасплох. Что-то подсказывало Дину, что у этого человека уже очень давно никто не спрашивал о его желаниях и предпочтениях.

– Честно говоря, я сейчас съем всё, что угодно, но... Можно чая? Или, в принципе, что угодно тёплое.

Дин и не догадывался, что можно физически чувствовать, как твоё сердце разрывается за кого-то другого. Теперь же узнал это на собственном опыте.

– Не вопрос. Горячий чай и что-нибудь покушать. Понял-принял, жди.

– Спасибо тебе, серьёзно, – ответил мужчина, глядя на Дина со странной смесью недоверия и надежды. Он боялся верить, Дин видел это по глазам. Поверить значило ослабить оборону. Сначала появляется вера, а за ней приходит надежда. И разочарование обжигает гораздо сильнее, если вы осмелились понадеяться на то, чего в конечном итоге не получили.

То, как этот человек боялся позволить себе надеяться даже на что-то столь мелкое и незначительное, как кружка тёплого питья, ледяным кулаком сжало сердце Дина, и он заставил себя натянуто улыбнуться и быстро зашагать в сторону ближайшей забегаловки.

На обратном пути Дин должен был признать, что, возможно, немного перестарался: он нёс гамбургер и картошку фри, горячий чай, а также бутылку воды в довесок к лекарствам от кашля, которые смог купить без рецепта, и пачке салфеток из магазина рядом с закусочной. Он не был врачом, но мужчина кашлял довольно сильно, и эти штуки уж точно не могли усугубить ситуацию.

Выражение лица мужчины при виде нагруженного пакетами Дина было просто бесценно. Дину показалось, что там даже промелькнул намёк на улыбку, но, возможно, ему лишь почудилось.

– Ты вернулся.

– Я же говорил.

– Ну, знаешь ли, – фраза «Я не в том положении, чтобы верить обещаниям» осталась висеть в воздухе невысказанной. Дин всё равно услышал её громко и отчётливо.

– Итак, вот твой ужин: бургер, картошка фри и вода. Горячий чай, там в пакете где-то есть сахар. И, эм, я ещё захватил тебе вот это. Я... Ну, кашлял ты знатно. Наверное, у тебя простуда или что-то типа того. Это должно помочь.

Дин стоял посреди улицы с пачкой салфеток и смотрел на мужчину, который в ответ глядел так, будто у Дина выросли вторая, третья и четвёртая головы одновременно, и каждая из них была в шляпе ещё более уродливой, чем те, что надевает на модные вечеринки британская знать.

– И всё это мне. Бесплатно.

– Всё верно..? – неловкая пауза и задранные брови должны были подтолкнуть собеседника назвать своё имя. Но, видимо, не в этом случае. Либо этот человек не понял намека - вполне вероятно, учитывая, что в данный момент он рассматривал свою еду так пристально, будто та могла сдетонировать в любую секунду - либо Дин был единственным, кто раздавал тут еду бесплатно.

С другой стороны, из них двоих он действительно был единственным способным на подобный поступок.

– Это, эм. Я не знаю, что сказать. Просто... – слова мужчины прервались лёгким смешком и красивой улыбкой, которая нашла отражение в его глазах. В счастливых и искренних - голубых, очень ярких - глазах, устремлённых на Дина. – Спасибо.

– Без проблем..?

Ответом ему снова была тишина.

Мужчина развернул свой гамбургер, и всё остальное, казалось, отошло для него на второй план. Видимо, придётся спросить прямо.

– Как тебя зовут?

Мужчина проглотил очередной кусок и щедро запил водой, прежде чем уточнить:

– Как зовут?..

– Имя, назовите имя!.. В смысле, я могу продолжать называть тебя "мужик", если хочешь. Но имя было бы сподручнее.

Мужчина обдумывал свой ответ несколько долгих мгновений, а затем выдавил: «Джимми», – толком не переставая жевать. Боже, он, должно быть, умирал с голоду.

– Джимми, – Дин не мог сдержать улыбки. Такое простое и распространённое имя для человека, который явно, по природе или воспитанию, был далеко не заурядным. И большинству названное имя могло показаться мелочью, но этот человек, Джимми, явно был очень осторожен со своей жизнью, и такое крошечное проявление доверия, каким бы незначительным оно ни казалось, Дину предстало как нечто огромное и колоссально важное. Чувство "правильности" кипело внутри него с тех пор, как он впервые обратился к Джимми, и теперь ещё сильнее укрепилось.

– Ну так, Джимми, могу ли я узнать, что заставило тебя выбрать именно это одеяло? В смысле, оно же до нелепого ужасное.

Дин фыркнул, а Джимми издал тихий смешок - первое открытое проявление эмоций за время их знакомства.

– Те, кто стоял в очереди передо мной, отбраковали его, потому что оно казалось слишком тонким, но я всё равно подумал, что его будет вполне достаточно, и оказался прав. И эти висящие уши заставили меня улыбнуться, что, знаешь ли, теперь случается нечасто, так что...

В своё время Дин решил добавить эти чёртовы уши исключительно чтобы позлить Чарли - в качестве расплаты за то, что она эмоционально шантажировала его ради этих дурацких занятий. Он сделал мысленную пометку в ближайшее время купить ей пива и, возможно, корзиночку фруктов.

– Никогда не думал, что то, в чём я так по-королевски проебался, сможет вызвать улыбку на чьём-то лице. Но я очень рад, что это всё-таки произошло.

Улыбка, которой Джимми наградил его в этот раз, уж точно ему не привиделась.

– Да, я тоже.

Несколько секунд они просто улыбались друг другу, пока до Дина не дошло, что момент как-то подзатянулся, и он почувствовал себя неловко.

– Ладно, мне, пожалуй, пора. Но, эм, ты... Как думаешь, ты будешь здесь завтра? – на лице Джимми снова вихрем пронеслись настороженность и недоверие, и Дин поспешно добавил: – Я, ну, – ему придётся быть честным и выставить себя дураком, если он не хочет, чтобы Джимми принял его за какого-то мерзкого преследователя-извращенца. – Я вроде как поднабрал пару лишних фунтов и решил начать ходить пешком на работу и обратно. Так что в ближайшие несколько недель я буду проходить мимо этого места по крайней мере дважды в день. И, ну, если ты вдруг будешь здесь или, типа, где-то поблизости, я был бы не прочь подойти, поздороваться. Поболтали бы немного.

Джимми не казался вполне убеждённым, но идти в атаку вроде как тоже не собирался, и Дин снова сделал вывод, что честность - ключ к сердцу конкретно этого мужчины.

– Да, хорошо. Я был бы не против.

Дин знал, что лыбится слишком уж широко, и ему следовало бы немного успокоиться, но бегущее по венам горячее чувство "правильно, правильно, правильно" в данный момент было трудновато игнорировать.

– Отлично. Здорово. Эм, ну, тогда до скорой встречи. Спокойной ночи, Джимми.

– Доброй ночи...?

Ага, значит, Джимми всё же понял намек. Он просто хотел убедиться, что Дин понимает правила игры.

Дин Винчестер-Сингер чертовски любил поиграть.

– Дин.

– Дин. Доброй ночи, Дин. До скорой встречи, – и лёгкая спокойная улыбка в конце: Джимми на самом деле не верил, что увидит его снова.

Дин очень любил удивлять людей, делая нечто диаметрально противоположное их ожиданиям.

Уже скоро он покажет это и Джимми.

Chapter Text

"Скоро" наступило буквально на следующий вечер.

Встреча с Джимми заставила Дина осознать, что в его гардеробе не помешало бы навести порядок так же, как в бельевом шкафу, и отдать одежду, которую он не носит, тому, кто в ней явно нуждается.

С мысленным портретом Джимми перед глазами, он выбрал самую тёплую из множества комбинаций шарф + шапка + перчатки, которые валялись на полке со времён какого-то Рождества или дня рождения, но так и не были ни разу надеты, и засунул её в сумку, прежде чем выйти утром на работу. Он также решил выходные посвятить тому, чтобы полностью гардероб перебрать, и отнести в приют то, что он не надевал... ну, в общем-то, никогда.

Он прошёл мимо закутка, где вчера нашёл Джимми, но его там не оказалось. У Дина в груди возникло странное чувство, подозрительно смахивающее на панику. Он напомнил себе, что разговаривал с этим мужчиной ровно один раз, и было бы крайне нелепо вот так сильно прикипать к кому-то после единственной встречи; он смог убедить себя, что это банальное беспокойство: поскольку ситуация с Джимми была явно исключительной, в таком случае было разумно проявлять чуточку больше озабоченности, чем обычно.

Всё, что оставалось Дину - надеяться на лучшее и дожидаться конца рабочего дня, чтобы проверить место снова.

Он делал всё, что было в его силах, чтобы отвлечься от тревоги и сосредоточиться на работе, понимая, что несобранность может буквально стоить ему пальца; но он не мог справиться со своими блуждающими мыслями, снова и снова возвращаясь к картине пустой улицы. Это определённо был один из тех рабочих дней, что тянутся целую вечность, хотя никто из клиентов его не выбесил, все двигатели чинились легко и просто, и даже необоснованная злость отца его никак не трогала - наверное потому, что Бобби был сварливой злобной псиной, и для него скорее странным было находиться в приподнятом настроении, нежели в плохом.

Когда наконец пришло время сворачиваться, Дин буквально вылетел из автомастерской и определённо шёл немного быстрее, чем обычно. Он остановился, только чтобы прикупить бутылку воды, сэндвич с индейкой и фруктовый салат (его брат был тем ещё экспертом-доебетиком, когда дело касалось "здорового питания", поэтому Дин слишком хорошо знал, что фрукты содержат много витаминов, и решил, что это принесёт лишь пользу кое-кому страдающему от кашля и простуды).

Если он не столкнётся с Джимми, то всегда сможет съесть эту здоровую дрянь сам, («"Столкнётся", ага. Брось, Дин. Можно подумать, ты не задался миссией из-под земли достать этого мужика», – прокомментировал его предательский разум.) Ему нельзя было есть этот пресловутый салат. Он не мог себе позволить доставить Сэмми такое удовольствие, даже если брат и не увидит этого своими глазами; он всё равно каким-то образом узнает - прочтёт об этом позоре по взгляду Дина, например. У них была та самая странная (потрясающая), практически экстрасенсорная связь.

Он совсем не хотел получить сэндвич с индейкой и чёртов фруктовый салат на ужин, иначе как ещё объяснить то облегчение, которое он испытал, увидев Джимми на вчерашнем месте.

Джимми же явно подобрался, заметив кого-то стремительно к нему приближающегося, и немного расслабился, даже несмело улыбнулся, лишь когда Дин подошёл достаточно близко, чтобы его можно было узнать.

– Привет, Джимми.

– Дин. Ты вернулся.

– Ага. Решил глянуть, как ты тут. Заодно захватил тебе кое-что.

– Дин, тебе вовсе не...

– Эй, расслабься, я не потратил на это ни цента. Дома валялось, а я никогда не пользовался. Да и вообще, может, у тебя уже есть что-то подобное в сумке.

– В сумке?

Джимми явно владел искусством перевоплощения из довольно расслабленного и спокойного в очень пассивно-агрессивного и напряжённого человека за долю миллисекунды.

– Господи, Джимми, успокойся. Я ничего плохого в виду не имел. Просто вчера заметил, что сумка торчит из-под одеяла, и решил, что там ты пожитки и хранишь.

Это показалось достаточно разумным объяснением, потому что плечи Джимми заметно расслабились, и Дин облегчённо продолжил:

– Так о чём я... Сразу скажу, это мелочь, – сказал Дин Джимми, открыв сумку и начиная по одной передавать ему вещи. – Просто шапка, шарф и пара перчаток. Они довольно тёплые, и я такое не ношу, поэтому пораскинул мозгами и пришёл к выводу, что, даже если у тебя уже есть, запасные лишними не будут.

– Это... на самом деле очень поможет. У меня нет шапки, и ночью она придётся очень кстати. Как и перчатки, у меня есть свои, но они обрезанные, и я уже начал волноваться, не потеряю ли парочку пальцев к концу зимы. Шарф... У меня есть, вот этот, в котором я сейчас, но второй сверху в такой мороз только поможет.

Чувство "правильно, правильно, правильно" практически затопило Дина.

– Кстати, об этом... То лекарство, что ты вчера принёс, похоже, сработало. Это была первая ночь за несколько недель, когда я не просыпался от приступов кашля. Так что, ну, спасибо тебе. От всей души.

– Здорово. Это... эм, очень хорошо. Рад слышать, - о, ещё бы он был не рад. Он провёл кучу времени, вчитываясь в инструкции на коробках в надежде выбрать наилучший вариант, и, похоже, у него получилось. Теперь он имел полное право гордиться хорошо проделанной работой. Ну, или типа того.

– Слушай, а утром тебя здесь не было, – Дин не стал спрашивать прямо, позволив Джимми решить, хочет ли он рассказать, где был, или нет. В конце концов, Дин не имел права требовать от него отчёта.

– Да. Эм, здесь неподалёку есть круглосуточная закусочная, может, ты проходил мимо?

– Ага, - именно там Дин и купил вчера чай.

– Если у них остаётся что-то нераспроданное за день, на следующее утро они раздают это бездомным. Но ты должен быть перед их задним входом очень рано, потому что там целая очередь собирается, и, когда еда заканчивается, ждать чуда нет смысла. Там я чаще всего и провожу своё утро. Иногда это единственная еда, которую удаётся достать за день, так что... как-то так.

Сделав мысленную заметку с этого момента покупать завтрак именно в той закусочной и осознав, что полученная информация об утренней рутине Джимми избавляет его от беспокойства в течение рабочего дня, Дин воспользовался возможностью спросить:

– И как, сегодня удалось достать ещё что-нибудь?

– Нет. Но...

– Значит, ты не откажешься... вот... от этого.

Когда Дин показал ему еду, которую он принес, Джимми попытался возразить.

– Дин, я не могу, ты...

– Пожалуйста, Джимми. Просто позволь мне помочь. Это даже не что-то изысканное, так, перекусить.

– Это гораздо больше, чем просто "перекусить".

– Пожалуйста.

Это, наконец, убедило Джимми принять еду, что он сделал неохотно - явно переживая, что причиняет Дину слишком много неудобств - но с благодарной улыбкой и тихим «Спасибо».

Дина буквально распирало. Он вправду рвался помочь, но в то же время не хотел переступить черту. Джимми явно был гордым человеком, который оказался в зависимом от милосердия незнакомцев положении, и он так же явно испытывал с этим трудности. С другой стороны, Дин понятия не имел, как Джимми оказался на улице - может, он сам выбрал такую жизнь, хоть Дин и не мог представить, как кто-то идёт на это по собственной воле, но Джимми не он, верно? Возможно, он думает, что заслужил свою судьбу или что-то в этом роде; воспринимает жизнь на улице как некую форму самоистязания.

В конце концов, победила потребность Дина помочь Джимми, и, заметив, что у мужчины есть добротная водонепроницаемая куртка с капюшоном, но нет спального мешка, только картонка и одеяло, Дин вернулся на его место следующим вечером. И не только принёс Джимми на ужин обогащённую какими-то витаминами воду, салат "Цезарь" и плитку шоколада, но и упрямо спорил с ним до тех пор, пока Джимми не принял спальный мешок - который Дину подарили много лет назад, и он им ни разу не пользовался, потому что походы не были его коньком. Перебрав дурацкие подарки, полученные за последние несколько лет, он также решил отдать Джимми толстовку с Русалочкой - абсолютно отвратительную, но очень теплую - которую коллеги преподнесли ему на день рождения в прошлом году, и несколько пар смешных носков из тех, что Сэмми считал отличной идеей дарить на Рождество. Учитывая, насколько уродливыми были все эти вещи, Джимми достаточно легко поверил, что Дин рад от них избавиться.

Дин улыбался про себя, вспоминая их разговор с Джимми на следующий день, по дороге на работу; особенно то, как Джимми смеялся: громко, запрокинув голову и наморщив нос - когда Дин рассказывал, как ему пришлось надеть свитер с Русалочкой на работу из-за проигранного пари, и как по-разному в тот день на него смотрели озадаченные клиенты.

Последнее, чего он ожидал - это встретить Джимми на его месте с утра. Он не должен был там находиться, потому что определённо было время завтрака. Удивлённый Дин зашагал в его сторону раньше, чем вообще понял, что делает.

– Доброе утро, Джимми. Не ожидал тебя встретить.

– О, эм, да. Привет. Я... Сегодня вернулся быстрее обычного.

Не то чтобы Сэмми давал ему достаточно поводов развить свой "Детектор Пиздежа", присущий любому старшему ребёнку, но даже у его удивительного младшего братишки был подростковый возраст, так что Дин научился неплохо распознавать ложь.

– Ты пришёл туда, но еды не осталось, да?

Плечи Джимми покорно опустились, и он тихо, обречённо вздохнул.

– Да. Я пришёл слишком поздно, потому что...

Он снова вздохнул, покачал головой и затих. О чём же Джимми не хотел ему рассказывать?

– "Потому что" что?

– Ничего. Это была моя вина, я опоздал.

Явно было что-то ещё. Джимми казался... смущённым? Дину не нравилось совать нос не в свои дела, но он чувствовал, что здесь стоит копнуть поглубже.

– И почему же ты опоздал, Джимми?

Джимми посмотрел прямо в его глаза и, казалось, взвесил что-то про себя, прежде чем опустить взгляд, невесело фыркнуть и снова покачать головой, выдавив:

– Я проспал. Ты можешь в это поверить? Спальный мешок и вся та одежда, что ты принёс вчера, меня согрели, по-настоящему согрели впервые за несколько месяцев. И в итоге я проспал.

Дину захотелось плакать. Он был вне себя от счастья узнать, что действительно помог Джимми справиться с холодом улиц, но его сердце обливалось кровью от осознания, что Джимми, возможно, придётся провести весь день и следующую ночь с пустым желудком, потому что впервые за несколько месяцев он позволил себе насладиться минимальным комфортом обычного тепла.

Ну уж нет, блять, не в его смену.

– Подожди здесь, хорошо? Я мигом.

– Дин, не на... – это последнее, что услышал Дин, прежде чем развернулся и поспешно зашагал в сторону закусочной.

Коротким сообщением он предупредил отца, что опоздает минут на сорок, так как ждёт, когда будет готов его завтрак, и вернулся к Джимми где-то через двадцать из них.

– Так, значит, здесь у нас чай, сэндвичи, пара блинов и немного апельсинового сока. Ещё что-нибудь?

Джимми смотрел на него со смесью из недоверия, благодарности и веселья. Могло быть и хуже, решил Дин. Мог бы ещё и дождь пойти, верно?

– Пару часов в горячей ванне, пожалуйста, – вот ответ, который получил Дин, со смешком и очередным покачиванием головой. На этот раз удивлённым, а не самоуничижительным.

– Окей, я зайду за тобой после смены, сможешь принять душ у меня дома. Хотя я, скорее всего, позже обычного приду. Придётся отрабатывать опоздание.

– Что? – если Джимми в ближайшее время не закроет рот, то его можно будет использовать как ловушку для мух.

– Ты меня слышал.

Джимми отреагировал так, будто говорил не с человеком, а с диким зверем: медленно облизнул губы, нахмурился и осторожно уточнил:

– И ты по-прежнему... ничего не ждёшь в ответ?

– Абсолютно ничего, – честно ответил Дин, смело выдержав взгляд Джимми и позволяя тому увериться, что в его глазах не было ничего, кроме жгучего желания протянуть руку помощи.

Наверное, Дину следовало бы присмотреться к упомянутому жгучему желанию повнимательнее, но это были проблемы будущего Дина.

– И ты откроешь свой дом незнакомцу? Бомжу? Что, если я нападу на тебя и ограблю?

– А ты собираешься на меня напасть и ограбить?

– Я бы не ответил на этот вопрос, если бы собирался.

– Пожалуй, я рискну.

«Даже несмотря на то, что риск этот безумен», – кричал голос в его голове, подозрительно смахивающий на голос брата.

– Почему тебя так тянет мне помочь, Дин? Ты ведь даже не знаешь меня. Я могу оказаться монстром. Может, я заслужил всё это?

– Ну так скажи мне, ты это заслужил?

Тишина - единственный ответ, который получил Дин. Значит, никакого самоистязания тут не было. Джимми эту жизнь не выбирал. И теперь Дин ещё сильнее захотел ему помочь.

– Значит, ты не монстр. И ты этого не заслуживаешь. Потому что позволь мне сказать вот что, приятель: только очень немногие, так сказать, избранные категории людей заслуживают того, чтобы их бросили умирать на улице. Не думаю, что ты в одной из них.

– И что это за категории?

– Педофилы, насильники и убийцы. Ты один из этих тварей?

– Нет! – в ужасе воскликнул Джимми.

– Ну вот. Да и никакой ты не незнакомец. Мы же вот общаемся, узнаём друг друга который день, уже почти друзьями стали.

– Правда?

– Ещё какая.

Chapter Text

Вести Джимми к своей парадной двери было, мягко говоря, сюрреалистично.

Они шли молча: неловкая тишина повисла сразу после тихого: «Ну что, Джимми, готов?» и такого же тихого «Конечно». Если честно, это была самая неловкая пауза в их общении со дня знакомства.

Дин подумал: это потому, что они оба, должно быть, ощущают себя как перед прыжком в пропасть. Джимми мог напасть на Дина и ограбить его. Но Дин тоже мог напасть на Джимми и сделать что-то гораздо худшее, чем ограбление. Рассуждая логически, те же мысли должны были прийти и в голову Джимми - было бы странно, если бы он ничего не опасался.

Тем не менее, они оба шли к Дину домой. Дин, вопреки здравому смыслу взрослого адекватного человека, верил, что Джимми не заставит его пожалеть о своём предложении. Джимми, вопреки тому же самому здравому смыслу, верил, что Дин не заставит его пожалеть о согласии.

Дин точно знал, что доверие Джимми не напрасно, и ему оставалось только надеяться, что Джимми тоже не воспользуется ситуацией. Впрочем, зачем волноваться заранее: скоро он это узнает.

– Так, ну, значит, гостиная вон там. Я пойду приготовлю для тебя ванную. Скоро вернусь.

– Хорошо, спасибо.

Конечно, Джимми никогда не бросал вызов Джимини Крикету за звание самого болтливого, но сейчас он, похоже, полностью утратил способность говорить иначе, чем отдельными рублеными фразами. В его теле, да и на лице не осталось ни единой расслабленной мышцы. Он явно недоумевал, что, чёрт возьми, заставило его согласиться. Дину оставалось только вести себя как можно приветливее и надеяться, что этого будет достаточно, и Джимми поверит, что ему в этом доме ничего не угрожает.

Тем не менее, Дин был более чем уверен, что не увидит Джимми, когда выйдет из ванной. Однако он категорически отказывался верить, что вместе с ним пропадёт что-то ещё. Джимми не станет красть у него и исчезать в ночи.

Шаг номер один - ванная комната. Дин положил полотенца и новую зубную щётку рядом со шкафчиком, а в душ повесил новую мочалку. Ему придётся здорово пораскинуть мозгами на тему подарка для Джесс за то, как точно она выполнила его просьбу, купив всё по списку. Рядом с полотенцами он оставил электробритву на случай, если Джимми захочет избавиться от бороды - у него был и традиционный набор для бритья, с опасной бритвой и всеми приблудами, но он не хотел рисковать и оставлять Джимми наедине с чем-то подобным. По чести сказать, он не думал, что Джимми причинит себе вред - тот боролся за свою жизнь на улицах, а значит, не торопился с ней расставаться - но ещё Дин в своё время читал о чувстве безнадёжности, периодически накатывающем на бездомных, и просто... решил перестраховаться. Он был полон решимости сделать всё возможное, чтобы помочь этому человеку наладить свою жизнь, потому что Джимми казался невероятно порядочным парнем, и он - как и любой другой - не заслуживал того, чтобы оказаться выброшенным на улицу и привлекать внимания меньше, чем симпатичная собачонка, гуляющая на поводке.

Его игнорировали, как проигнорировал бы и сам Дин, если бы не одеяло. Укол вины, который всегда следовал за этой мыслью, из раза в раз не терял своей остроты.

Шаг номер два - спальня. Дин сложил кое-что из одежды на кровать, чтобы Джимми нашёл, во что одеться после душа, потому что Дин был твёрдо намерен предложить ему постирать его вещи - бог знает, как долго он их носил. Помимо того, что это гигиенично (что немаловажно для выздоровления), так ещё и потребует времени, ведь одежде нужно будет высохнуть. А это означает, что Джимми придётся задержаться по крайней мере на ужин, хотя конечной целью Дина было уговорить его провести ночь на диване в гостиной.

Монотонно складывая утеплённую рубашку и спортивные брюки, Дин пытался придумать, как предложить Джимми остаться так, чтобы это не было похоже на предложение несколько иного рода. К одежде присоединилась пара идиотских носков с оленями, которую ему любезно преподнёс на Рождество Сэмми - вероятность того, что они заставят Джимми улыбнуться, как висящие собачьи уши на одеяле, грела Дину душу.

Когда Дин вышел из спальни, Джимми всё ещё стоял у порога.

Буквально там же, где Дин его оставил.

– Джимми. В гостиной диван есть, мог бы присесть.

– Я не хочу ничего испачкать, поэтому решил постоять.

Ага, как будто это была не самая печальная сраная херня, которую когда-либо говорили в этом доме.

Однако Дин наотрез отказался позволить атмосфере испортиться. Он хотел, чтобы Джимми чувствовал себя... ну, как дома, а значит, и ему самому унывать было нельзя.

– Вежливость не всегда на пользу, Джимми. Это было абсолютно точно лишним, но, эм. Спасибо?

Раньше, до встречи с Джимми, Дин никогда так часто (и долго) не смотрел никому в глаза, да ещё улыбаясь при этом.

Пожалуй, пора было возвращаться к насущным вопросам.

– Так, – начал Дин, прочистив горло, – ванная вон там, первая дверь слева после кухни. Я оставил полотенца, новую зубную щетку и бритву, на всякий случай. В комнате прямо напротив ванной на кровати лежит кое-какая одежда, можешь её надеть. Просто оставь свою одежду за дверью, чтобы я мог загрузить машинку.

– Дин, я не хочу тебя утру...

– Это же логично, разве нет? Как-то глупо было бы вымыться, а потом надеть грязную одежду. Просто кинь её за дверь, я запущу стирку, и всё будет готово как раз к концу ужина.

– Ужина?

– Разумеется. Ты же не думал, что я при первой возможности не усажу тебя за настоящий стол с тёплой домашней едой, да?

– Я... Я не могу сказать, что сильно удивлён, если честно. Но я не хочу навязываться.

– Ты и не навязываешься, я сам предлагаю.

– Ты уверен?

– Да, Джимми. Я бы не предлагал, если бы не был уверен, – Дин натянул на лицо, как он надеялся, самую ободряющую улыбку из своего арсенала, зная, что Джимми всё ещё на взводе, и перспектива задержаться дольше, чем планировалось, сильно его напрягает. Дин с трудом представлял, каково это - делать что-то, даже когда ты до чёртиков напуган. Либо этот мужчина был самым храбрым (или самым безрассудным) человеком, каких ему доводилось встречать, либо Дину каким-то образом удалось показать себя хорошим человеком - коим он и являлся - и это придавало Джимми сил держаться.

– Хорошо, я останусь на ужин. Спасибо тебе, Дин. От всего сердца.

– Не за что. Давай в ванную, бегом. Я начну готовить ужин, а потом займусь стиркой. Не торопись, хорошо? Шампунь и гель для душа найдёшь за шторкой, твоя мочалка - синяя, моя - зелёная. Наслаждайся горячей ванной, которую я и обещал.

Смешок Джимми в ответ на ухмылку Дина - первый признак того, что он хоть немного успокоился. Это было хорошо. Дин очень надеялся, что это станет лишь началом приятного "отпуска" от трудностей уличной жизни, который он собирался предложить Джимми с самого начала.

– Ладно. Тогда... увидимся?

– Ещё бы.

То, как Джимми неуверенно шёл в сторону ванной, было одновременно и самым милым, и самым грустным, что Дин видел за многие годы. Ему нужно было срочно заняться ужином, немедленно, иначе он впадёт в ебаное уныние от таких впечатлений.

Беглый осмотр содержимого холодильника и шкафчиков подтвердил, что Джесс купила всё необходимое, и даже разложила по местам. Его брату чертовски повезло. А его невестка знала этот дом, как свой собственный. Что, наверное, должно было напрягать Дина, но по факту лишь успокаивало - у него были люди, которые знали его как свои пять пальцев и все равно любили. У кого-то таких людей и близко не было.

Таких людей определённо не было у Джимми.

«Хотя, – продолжал размышлять Дин, приправляя куриные бёдра перед отправлением в духовку, – я ведь не знаю всей истории. У Джимми может быть кто-то, кто его любит. Но тогда почему он сейчас один и на улице? Неужели сбежал? А если сбежал, то от кого? Или чего? Или он действительно настолько одинок, что некому было ему помочь? У него была работа, он потерял её и, как следствие, потерял всё остальное? Как так, у него что, не было никаких сбережений? И как он потерял работу, если предположить, что она у него была? Была ли в том его вина?».

Все эти вопросы клубились в голове Дина, пока он шёл за оставленной Джимми одеждой, а затем обратно на кухню, и даже приготовление фасоли и картофельного пюре не смогли его отвлечь. В итоге у него по-прежнему не было ни одного ответа, но, по крайней мере, одежда Джимми уже прошла первый цикл стирки, и ужин приближался к готовности.

– Здравствуй, Дин.

Дин обернулся на голос, держа толкушку в руке, и замер.

Джимми выглядел чертовски сексуально.

Он определённо был слишком худ для настолько высокого и настолько широкоплечего мужчины. Но его голубые глаза сверкали как никогда раньше; и он побрился, а волосы всё ещё были влажными, и он таки надел приготовленную одежду.

Он был в одежде Дина.

Дин наполовину возбудился ровно за три секунды. Однако на четвёртой он мысленно обругал себя за неуместное вожделение к тому, кто попал в беду, и кому он, вообще-то, хотел просто помочь. Самое время было перестать думать о пошлостях и вспомнить о вежливости.

– Хэй, Джимми. Ну как? Чувствуешь себя лучше?

От улыбки Джимми его дыхание сбило восторгом, словно при виде северного сияния.

Вау, а приток крови к бёдрам, похоже, превращал Дина в поэта. Замечательно.

– Безмерно лучше. Ты даже не представляешь. Я... Спасибо тебе, Дин. Огромное спасибо. Я давным-давно не чувствовал себя таким... живым.

Улыбка Дина была почти такой же широкой, как у Джимми, он был в этом уверен. Облегчение казалось едва выносимым.

– Очень рад слышать.

Они просто смотрели друг на друга и улыбались. Снова. И это совсем не облегчало ситуацию ниже пояса Дина.

– Я, эм, был занят с машинкой и ужином, и не было времени накрыть на стол. Можешь помочь, пока я здесь заканчиваю?

Маленькая просьба должна была позволить Джимми почувствовать себя лучше, по крайней мере, притупить чувство собственного "навязывания".

Восторженное «Конечно! Просто скажи, где что стоит», лишь подтвердило эту теорию.

Коротко проинструктировав Джимми насчёт тарелок и приборов, Дин вернулся к картошке и своим раздумьям. Это было намного лучше, чем голодными глазами пялиться на мужчину, который в данный момент накрывал стол для них двоих.

Он спросил себя, открыл бы он свой дом Джимми, будь тот старым или менее привлекательным. Потому что тот факт, что Джимми, даже не в лучшие свои времена, являлся невероятно красивым мужчиной, невозможно было игнорировать. И Дин решил, что да, это бы ничего не изменило. Его биологический отец, прежде чем сбросить его, десятилетку, и шестилетнего Сэма на плечи службы опеки, научил его уважать старших. Это, по сути, единственное добро, что он для него сделал - кроме того, что кончил в мать, разумеется. Так что, пришёл к выводу Дин, он помог бы Джимми, даже если бы тот не был молод и привлекателен. С той лишь разницей, что ему не пришлось бы активно отгонять непристойные мысли о нуждающемся человеке - который из благодарности может решить, что не имеет права тебе отказать.

– Готово, – сказал Джимми в унисон с таймером духовки, что заставило их обоих улыбнуться.

– Как и ужин, похоже. Захватишь пюре с горошком, пока я достаю курицу?

По пути к столу Дин включил телевизор на канале новостей - решил, что фоновый шум не позволит тишине стать слишком неловкой, если их разговор не будет клеиться. И возможность посмотреть на что-то, кроме очень красивого мужчины в его одежде, могла помешать Дину вести себя как полный кретин.

– Пахнет просто восхитительно, Дин.

– Будем надеяться, что на вкус это не хуже, – ответил Дин, накладывая здоровую порцию картофельного пюре на свою тарелку, прежде чем передать миску Джимми.

Сэмми говорил, что его шутки - самый очевидный из механизмов самоуничижения. Теперь, когда его вдруг осенило, что Джимми в самом деле может не понравиться ужин, Дина окатило паникой, и он невольно задумался, не был ли его брат прав всё это время.

Сэмми также говорил, что самоуничижение Дина часто бывало совершенно необоснованным. Дину оставалось только надеяться, что его брат и в этом был прав.

Он вынырнул из своих тяжёлых дум, когда с губ Джимми сорвался абсолютно порнографический - по-другому не описать - стон.

Дин, должно быть, невольно посмотрел на него как-то по-особому, потому что на щеках Джимми расцвёл лёгкий румянец, и он поспешно проглотил свой кусок и облизнулся, прежде чем сказать:

– Прошу прощения. Я... просто... давненько не ел ничего настолько вкусного и тёплого. И, эм. Я счастлив.

Дин заставил себя улыбнуться, хотя в груди у него всё сжалось от сочувствия.

– Я тоже. Счастлив.

Они снова смотрели друг на друга и улыбались.

Самое время было вернуться к еде и завести, наконец, приятную и лёгкую беседу.

Разговор о приправах к мясу - самая безопасная тема для обсуждения, какую только смог придумать Дин - плавно перешёл на рассказ о том, что готовить его научила приёмная мама, которая была невероятно талантлива в этом и достаточно добра, чтобы передать ему свои навыки. А это в свою очередь заставило Дина рассказать, как их с братом забрали из детского дома.

Так что беседа, в конце концов, скатилась в не самое весёлое русло, но и не стала совсем печальной. Джимми казался искренне заинтересованным и задавал множество уточняющих вопросов, но ни одного слишком личного. Он явно был очень вдумчивым и тактичным человеком. Дин заметил, что он ничего не рассказывал о себе, но, похоже, был действительно рад узнать больше про Дина.

Вечер получился таким приятным, и Дин настолько расслабился, что не заметил, как они оба доели всё до последней крошки.

– Спасибо, Дин. Всё было просто восхитительно. Надеюсь, ты позволишь мне хотя бы посуду помыть перед тем как я уйду?

Ага, точно. Сейчас или никогда.

– У меня есть посудомоечная машина, Джимми, так что о тарелках не волнуйся. Но, эм, тебе не обязательно уходить. Почему, эм. Почему бы тебе не остаться на ночь?

Джимми снова резко напрягся, а на лице проступило что-то сродни разочарованию.

– Дин, ты обещал...

– Нет, Джимми, ты меня не так понял. Я имел в виду, на диване.

То, как этот человек напрягался и расслаблялся за считанные секунды, вызывало бы восторг, если бы Дин не знал, что это было следствием выживания в самых тяжёлых условиях.

– Ты позволишь мне спать в твоём доме? Я же могу тебя обнести, Дин.

– Можешь. И если ты решишь это сделать, то я смирюсь с этим и буду жить дальше. Но, честно говоря, я не думаю, что ты так поступишь.

– Не думаешь?

– Нет.

Застенчивая улыбка Джимми поистине настоящее сокровище.

Стоп. Дину нужно было, блять, как можно быстрее взять себя в руки и разобраться со своими странными мыслями.

– Ну же, Джимми. И лёгкие отдохнут, и ты поспишь на чём-то мягком, и одежда просохнет, а утром я приготовлю нам завтрак. Клянусь, здесь ты в безопасности.

К чёрту диплом механика; Дину следовало поступать на юридический, учитывая, насколько эффективно он, по-видимому, вёл переговоры. По крайней мере, когда находился в отчаянии.

Джимми, казалось, смотрел ему прямо в душу. Дин не мог поклясться, что эта самая душа безупречно чиста, но он точно не имел никаких дурных намерений. Джимми, должно быть, пришёл к такому же заключению, потому что он глубоко вздохнул и ответил:

– Да, хорошо. Я останусь. Спасибо, Дин.

Chapter Text

Кастиэля разбудили запахи бекона и кофе.

Он всё же заснул, хоть и не собирался этого делать. Месяцы, проведенные на улице, резко изменили характер его сна, что было не удивительно. Глубокий сон остался в прошлом тёплой постели и крыши над головой. Теперь он мог относительно спокойно отдохнуть только раз в неделю (может, два, если ему везло и в приюте была свободная койка), крепко прижав к себе свои жалкие пожитки. В остальное время он лишь дремал, просыпаясь от малейшего движения в его сторону. И пусть Дин выглядел порядочным человеком - даже более чем порядочным, если совсем уж честно - но, если улица чему-то и научила Кастиэля, так это тому, что доверие - самый драгоценный из даров, и им не следует разбрасываться. Поэтому, когда Дин помог ему разложить диван, пожелал спокойной ночи и удалился в свою спальню, Кастиэль лёг с намерением максимально использовать возможность отдыха от неумолимого зимнего холода и твёрдого тротуара, но не спать. Да и это было легко - отказаться от сна, учитывая все клубящиеся у него в голове мысли.

Зима только началась, и как он собирается дожить до весны, Кастиэль, откровенно говоря, понятия не имел. Вещи, что дал ему Дин, пока спасали его продрогшую задницу, но они вряд ли помогут, когда зима ударит морозами. Так что Кастиэль на самом деле не беспокоился, что заснёт. Простого отдыха должно было быть вполне достаточно. Он был в чужом доме, с мужчиной, которого едва знал. С мужчиной крупнее него, и, учитывая разницу в режиме питания, безусловно сильнее. Кастиэлю не раз предлагали исполнить за деньги и горячий ужин разные услуги интимного характера; на него смотрели как на кусок мяса чаще, чем он хотел бы замечать, но до сих пор ему каким-то чудом удавалось избегать сексуального насилия. И он надеялся продолжать в том же духе как можно дольше.

Но он всё же заснул. Может, из-за того, насколько расслабило его первое за многие месяцы полноценное мытьё. Когда первые струи горячей воды коснулись тела, Кастиэлю захотелось плакать; он успел позабыть, как приятен долгий горячий душ. Насколько расслабленной ощущается каждая мышца тела; как уходит на второй план всё, кроме шума воды вокруг.

У Кастиэля не было возможности мыться регулярно - одна из самых тяжёлых особенностей жизни на улице, наряду с голодом и холодом - что в первую очередь и заставило его принять предложение Дина о ванне, каким бы безумием это ни казалось (хотя тот факт, что Дин производил впечатление по-настоящему надёжного и добросердечного человека, тоже помог) - он попросту не смог отказаться от возможности принять настоящий душ.

Он старался содержать себя в чистоте, насколько это было возможно: умывался с мылом в общественных туалетах или в туалетах приюта, даже мыл волосы под краном, если погода была достаточно тёплой и они могли высохнуть на солнце.

В те дни, когда ему не оставалось ничего, кроме как молить незнакомых людей о доброте и щедрости, он тратил то, что оставалось после покупки еды, на средства гигиены вроде дезодоранта, зубной пасты и влажных салфеток, да хоть тех же жевательных резинок без сахара с ксилитом, которые ему посоветовал стоматолог (когда он ещё мог себе позволить поход к стоматологу). Кастиэлю удавалось приобрести всё это благодаря милому парню, который работал в ночную смену в местном круглосуточном магазине и который не относился к бездомным как к мусору, а позволял им делать покупки и даже поддерживал вежливый разговор на кассе.

А в особо счастливые дни, когда ему подавали больше обычного, он мог позволить себе воспользоваться прачечной самообслуживания, что, пока не появился Дин со своими дарами, ему удавалось только благодаря одежде, однажды полученной в приюте - вместе с потрёпанным рюкзаком, в котором он и хранил свой небогатый скарб до сих пор.

Это было за несколько недель до того, как раздавали пожертвованные Дином одеяла, и Кастиэль выбрал самое уродливое, но и самое смешное; то самое, что и по сей день вызывало у него улыбку.

Он понимал, что только благодаря этим усилиям он, хотя и не являлся образцом чистоты, был более-менее выносим при близком контакте - и то, вероятно, лишь потому, что он жил на улице всего несколько месяцев, а не годы, как многие другие. Возможно, скоро и ему станет всё равно, как он пахнет и выглядит, потому что жизнь на улице измотает - уже начала изматывать - и его. Например, до встречи с Дином он подумывал обратиться к спиртному как к способу согреться, хоть и осознавал при этом, что температура его тела на самом деле не повысится. Кастиэль не раз думал, что Дин спас его от такой судьбы, вложив ему в руки чай вместо бутылки. А потом, как будто этого было недостаточно, предложил ему снова почувствовать чудесное тепло настоящего душа.

Роскошь, которой он сполна насладился прошлым вечером: как следует растёр тело и промыл, наконец, волосы - как же он скучал по чистым волосам! - средствами Дина, которые пахли просто божественно, и завернулся в мягкий халат, который Дин для него приготовил. Он снова чуть не заплакал, когда смог избавиться от бороды впервые за несколько месяцев; а затем ещё раз, когда нашёл на кровати чистую одежду.

Очевидно, сытная еда, приятная беседа, удобный диван и тёплые одеяла сделали своё тёмное дело - он заснул.

И ничего не произошло.

Он проснулся на том же диване, в той же одежде, в которой ложился, и под теми же тёплыми одеялами.

И его разбудили запахи кофе и бекона.

Ущипнуть себя, чтобы убедиться, что он проснулся, а не болтается всё ещё в ловушке страны грёз, было хуже чем просто банально, но именно это ему захотелось сделать, когда из кухни донёсся голос Дина.

– Привет из бодрого мира, Джимми, - весело крикнул Дин, каким-то образом угадав, что тот проснулся. Иногда он был просто очаровательным придурком. – Хорошо спал?

– Ещё как хорошо. Спасибо, – ответил Кастиэль, зашагав в сторону кухни, и отрешённо попытался вспомнить, благодарил ли он кого-нибудь так же часто, как Дина в последние дни. – Я... – господи, как же сухо в горле; немного воды не помешало бы... – Я воспользуюсь туалетом, переоденусь, и уже через минуту оставлю тебя в покое, – не стоит злоупотреблять гостеприимством, верно?

– Чего? Вот ещё! Завтрак почти готов!

Дин и правда упоминал завтрак прошлой ночью, но Кастиэль не смел надеяться. Лучше было иметь низкие ожидания, чем жестоко разочароваться - улица была суровым учителем. И Кастиэлю стоило по крайней мере попытаться донести до Дина, что завтрак был для него привилегией - он и так проявил намного больше доброты, чем Кастиэль мог от него ожидать. Того, что он сделал, было более чем достаточно; по факту он подарил ему нечто гораздо большее, чем душ, хорошая еда и удобная кровать - Дин уважал его и помогал, не прося ничего взамен, вообще ничего, относился к нему как к человеку, а не как к таракану, которого хочется раздавить и смахнуть в канализацию. Ни разу Дин не посмотрел на него с отвращением. За пять дней он сделал для восстановления веры Кастиэля в человечество намного больше, чем кто-либо за всю его жизнь.

– Дин, ты не обязан меня кормить, ты же в курсе?

– А никто про обязательство не говорил. Мне ж тоже позавтракать надо, верно? Чай или кофе?

– М-м-м?

– Тебе кофе или чай налить? Я ни хрена не смыслю в чае, сам пью кофе, но моя невестка предложила тот, который ей нравится, так что у меня теперь и чай есть.

– Ты не пьешь чай, но всё равно хранишь его дома?

– Ну... – Дин выглядел почти смущенным, машинально закинув левую руку за голову и избегая смотреть в лицо Кастиэлю. – Когда мы вчера утром говорили о том, что ты придёшь помыться, я подумал, что у меня будет возможность всунуть в тебя немного еды, так что мне надо было запастись чем-то, чтобы тебя угостить. Вот я и попросил Джесс - просто удивительную женщину, которую моему брату каким-то чудом удалось окольцевать, хотя она явно заслуживает кого-то намного, намного лучше него - оказать мне услугу и закупиться продуктами на меня тоже.

Глаза Кастиэля наполнись слезами, и черты его лица невольно смягчились. Дин не только сделал всё возможное, чтобы он чувствовал себя в безопасности и "как дома", но и свою семью к этому подключил. Он прочистил горло. Этот мужчина вообще был реален?..

– Спасибо, Дин. Ты... просто удивительный.

Ни одно колесо обозрения не поднималось так высоко и круто, как Дин закатил глаза. Этот замечательный человек не умел принимать комплименты. Интересно.

– Заткнись и скажи, что тебе налить. Блины с беконом на завтрак сгодятся? Очень надеюсь, что да, потому что ничего другого я предложить не могу, – Дин коротко хохотнул и снова принялся тереть шею, как будто ему было стыдно, что он не может дать Кастиэлю ещё больше.

– Идеально. И чай звучит прекрасно.

– Понял. Иди садись, я принесу всё через пару минут.

Завтрак прошёл в тишине - обоим мужчинам явно нужно было несколько минут, чтобы позволить еде и горячему питью окончательно их разбудить.

Закончив с едой, Кастиэль потянулся к сумке, отвечая на вопросительно вздёрнутую бровь Дина:

– Последняя доза лекарства от кашля. Я прочитал инструкцию, и там говорится продолжать принимать его, даже если кашель прошёл, как в моём случае.

Довольная улыбка Дина трогала самые потаённые струны его души.

– Да, я заметил, что ты почти не кашлял с тех пор, как пришёл сюда.

– Тепло, которое я получил благодаря одному конкретному человеку, тоже очень помогло, равно как и витамины и калории в великолепном ужине, который приготовил всё тот же конкретный человек.

Боже, как же здорово было просто говорить с другим человеком вот так, на равных.

– Затк...

– ...и я уверен, что целая ночь в чистоте, комфорте и тепле тоже внесла свой вклад.

Дин светился, как новогодняя ёлка.

– Я рад, Джимми. Очень-очень сильно.

Кастиэль ненавидел это дурацкое имя, и ненавидел его всё сильнее с каждым разом, когда Дин его произносил.

– Кастиэль, – резко выдал он.

– М-м? Что?

– Моё... моё имя. Это не Джимми. Меня зовут Кастиэль.

Дин выглядел озадаченным, сбитым с толку и... будто бы растроенным?

– Хорошо..? Могу я... эм, могу я спросить, почему ты соврал?

– Потому что моё имя - одна из немногих вещей, которые у меня остались. Я не знал тебя, Дин. Я не знал, что могу доверить тебе единственное личное, что у меня есть, и ты не... не отнимешь это у меня. Честно говоря, я не ожидал увидеть тебя снова. Я думал, как только ты сделаешь доброе дело и успокоишь свою совесть, ты уйдёшь, как и все остальные.

Дин молча смотрел на него с непроницаемым выражением лица.

– Пожалуйста, Дин, прости меня. Прошу, постарайся понять, – только и смог прошептать он, опустив взгляд на стол, не находя в себе сил - не думая, что ещё заслуживает - смотреть Дину в глаза. Кастиэль прекрасно понимал, что у него нет никакого права просить его понять.

Этот удивительный человек не дарил ему ничего, кроме добра, и вот как он отплатил - врал почти целую неделю. У Кастиэля не было ничего. Он побирался на улице ради еды и крыши над головой. И всё же ему никогда не было так стыдно, как сейчас.

Он собирался признаться во всём ещё на второй день, когда Дин пришёл - снова, как и обещал, но, честно говоря, он настолько был рад снова хоть как-то поговорить с другим человеком, что не хотел усложнять. А потом подходящего момента всё не выпадало и...

Хватит.

У него не было ни единой веской причины лгать Дину в лицо столько времени, кроме его собственного эгоизма. Ему оставалось лишь быть сильным и встретиться лицом к лицу с последствиями собственной глупости.

Однако, когда он поднял взгляд, то не встретил ни осуждения, ни разочарования, которых он ожидал. Лицо Дина заметно смягчилось, а глаза казались чуть влажнее, чем были минуту назад.

Поэтому Кастиэль поспешил продолжить до того, как Дин успеет ему ответить.

– Как бы то ни было, большое тебе спасибо за всё. Душ, ужин, крепкий ночной сон, стирка, завтрак - ты понятия не имеешь, как много всё это для меня значит. Спасибо. Если скажешь, где я могу найти свою одежду, я пулей переоденусь и уйду. Я... ты знаешь, я не хочу навязываться, но, эм, надеюсь, что мы ещё увидимся? Хотя бы раз?

Кастиэль мысленно прикинул, что нет ни одного аналога фразе «Пожалуйста, не бросай меня в одиночестве, даже если я тебе солгал», который не будет звучать глупо и безнадёжно.

– Ещё бы! – упрямый хмурый взгляд Дина никогда не перестанет быть очаровательным. Кастиэль должен перестать думать о нём как об "очаровательном", "нереальном" и "удивительном". Несмотря на то, что всё это было правдой, ничего хорошего не выйдет, если Кастиэль влюбится в человека совершенно точно не его уровня, учитывая его собственный социальный статус.

– Ты от меня так просто не отделаешься, Кастиэль, даже не думай, – сказал Дин с улыбкой, которая каким-то образом умудрялась быть дерзкой и неуверенной одновременно. Кастиэль был почти уверен, что его имя никогда не звучало так красиво, как сейчас - когда Дин произнёс его в первый раз. – Но, эм, этому не обязательно случаться на улице. Ты мог бы... остаться? Я был бы рад приютить тебя. На некоторое время, пока ты, ну, не встанешь на ноги.

Не думать о Дине как об "удивительном" будет намного сложнее, если он не перестанет быть таковым хотя бы на одну чёртову минуту.

– Это невероятно щедрое предложение, Дин. Особенно после того, что ты узнал сейчас. Что, эм, я не был честен с тобой, как ты был со мной с самого начала.

– Кас... тиэль...

– Нет, Дин, пожалуйста, позволь мне закончить. Часть меня безумно сильно хочет ухватиться за это предложение. Но я не хочу пользоваться... этим... преимуществом. Я могу продолжать спать на улице, когда не слишком холодно и не идёт дождь, или оставаться в приюте в четырёх кварталах отсюда, если на улице будет совсем невыносимо. Я... До сих пор я ходил туда не слишком часто, чтобы оставить место для пожилых бездомных, которым сложнее противостоять холоду, чем мне, так как это один из немногих приютов в городе, где не требуют плату, но как станет холодать, мне, видимо, придётся.

Выражение лица Дина на мгновение изменилось, но это произошло слишком быстро, чтобы Кастиэль мог его прочитать. Возможно, он считал Кастиэля идиотом за то, что, даже в таком бедственном положении, он всё равно переживал за других. Чёрт, иногда Кастиэль и сам так думал. Но таким уж человеком он был, и, откровенно говоря, последние крохи того, что раньше делало его им - вот что по-настоящему удерживало его на плаву, и он собирался жить согласно своим принципам как можно дольше, а там... А там будет видно.

– Но это... – начал было Дин, явно пытаясь найти правильную формулировку. Он часто так делал: брал паузу и обдумывал слова прежде, чем дать им жизнь. Кастиэль это очень ценил. – В этом нет никакой необходимости, Кастиэль. Зачем тебе возвращаться туда, когда ты можешь остаться здесь?

Дин казался почти... отвергнутым? Кастиэлю нужно было убедить его, что дела обстоят вовсе не так.

– Я знаю, что это звучит безумно, я прекрасно это понимаю. И я знаю, если бы я остался, ты бы сделал всё возможное, чтобы помочь мне подняться, как ты и поступал до сих пор.

– Я ничего не сд...

– Нет, Дин, ты сделал. Ты сделал очень многое. Именно поэтому мне нужно туда вернуться. Потому что если я останусь, мысль о том, что я подружился с тобой только из-за стабильности, которую ты мне предложил, тревожила бы нас обоих постоянно. Но это... – сейчас он понимал потребность Дина взять паузу, как никогда раньше. Как же это сформулировать?.. – Это же на самом деле не так. Ты первый человек, который за долгое время проявил ко мне неподдельный интерес. Первый человек, готовый помочь мне и не ожидающий ничего взамен. Я не могу... Мне это нужно, понимаешь, нужно твоё присутствие в моей жизни. Ты даёшь мне надежду, и это помогает мне оставаться в здравом уме. Я не могу позволить себе этим рисковать, рисковать потерять всё из-за желания пожить как обычный человек. Я не могу позволить себе воспользоваться твоей добротой. Сейчас эта доброта, вера и надежда для меня важнее, чем еда и кров.

Что-то снова промелькнуло в чертах лица Дина; Кастиэль готов был поспорить, что удивление. Но ему нечего было ставить на кон, так что...

О чём бы ни думал Дин, он, судя по всему, пришёл к какому-то выводу.

– Ты не сможешь мной воспользоваться, если я сам предлагаю, – тихо ответил он в последней отчаянной попытке настоять на своём.

Кастиэль улыбнулся.

– Знаю, и я бесконечно тебе благодарен за это предложение. Но я по-прежнему должен решать свои проблемы сам, не испытывая на прочность твои терпение и щедрость. Но я надеюсь, ты изредка будешь меня навещать? Чтобы поболтать. Это, эм. Этого будет вполне достаточно.

– Конечно, я буду к тебе приходить! – возмущённое выражение лица Дина - будто сама мысль о том, чтобы никогда больше не разговаривать с Кастиэлем, казалась ему нелепой - было просто восхитительно. Кастиэль почти смирился, что уже не сможет перестать использовать "Дин" в сочетании с "восхитительный" у себя в голове.

Он чувствовал, как непривычно широко улыбается, отвечая:

– Спасибо, Дин.

Потеряв всё, Кастиэль думал, что уже никогда не сможет улыбаться настолько искренне. Восторг от того, насколько он заблуждался, был неописуем. Как и благодарность Дину за уважение к его границам, несмотря на желание ему помочь и на то, какими безумными и нелепыми эти границы могли казаться.

Кастиэль обрёл контроль над своей жизнью впервые за месяцы жизни на улице - это чувство было не описать словами.

– Но я всё же хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал, Кастиэль. Пообещай, что ты будешь приходить сюда, если спать на улице будет невозможно, а в приюте не останется места.

Дин брал в расчёт потребности Кастиэля. Самое меньшее, что Кастиэль мог сделать в благодарность, это ответить ему тем же.

– Обещаю.

Chapter Text

Ты даёшь мне надежду.

«Безнадежность - самый большой риск, связанный с бездомностью» - говорилось в тех статьях, что когда-то читал Дин, так что он понимал, как много значат слова Каса, и именно поэтому пусть и неохотно, но всё же смирился с мыслью, что Каса придётся отпустить.

Но это вовсе не означало, что он был в восторге от этой затеи.

Нет, никакого восторга не было. Ни капельки. Он по-прежнему предпочёл бы, чтобы Кас принял его предложение и переехал к нему, но уважал его мужественное решение противостоять невзгодам самому. В конце концов, это была его жизнь, и Дин был второстепенным персонажем его истории, а не главным.

Полученное обещание лучше, чем ничего - вот что для себя решил Дин, и вскоре они оба внятулись в новый распорядок. Теперь Кас почти каждую ночь спал в приюте, а когда не мог остаться на ночлег там, то шёл на свое место. В такие вечера Дин всегда болтал с ним после работы. В такие вечера он всегда приносил ему еду и какие-нибудь мелочи: витамины, лекарства, салфетки и прочее. Разумеется, если ему не удавалось заманить Каса к себе домой, что случалось примерно раз в неделю, где Кас мог нормально искупаться, побриться, переспать ночь в тепле и уюте, постираться и перехватить что-то тёплое на ужин и завтрак.

Дни, когда Кас утром добывал себе завтрак в закусочной, а вечером оставался в приюте, всегда оставляли горько-сладкое послевкусие: с одной стороны, Дин был рад, что Кас не голодает и спит там, где хотя бы не так холодно; с другой стороны, не видеть его целый день, а иногда и два, было ужасно тоскливо.

Каждый раз, расстраиваясь из-за этого, он чувствовал себя виноватым, потому что думал в первую очередь о себе, а не о Касе, а ещё Дину было дико интересно, как Кас проводит свои дни - куда ходит, что делает, что ему перепало за завтраком и так далее.

Однако он никогда не спрашивал об этом напрямую, просто рассказывая о своём дне и надеясь, что это побудит Каса поделиться чем-нибудь о себе. Все подаренные ему крупицы информации Дин тщательно хранил в специально отведённом для Каса уголке сердца; в конце концов, он был тот ещё скопидом. Наверное, ему следовало крепко задуматься, почему он так жадно ловит каждое слово, каждый взгляд чужого человека, но он предпочитал игнорировать эту проблему, ожидая, что она исчезнет сама собой.

Так Дин узнал, что Кас был единственным ребёнком в семье: Дин рассказывал о забавных случаях из их с Сэмми и Джо детства, и Кас заметил, что, наверное, здорово иметь брата или сестричку. Ещё Кас больше любил мясо, чем рыбу, но не разделял ненависти Дина к овощам - это Дин понял по его реакции на историю о том, как Сэм однажды обманом заставил его съесть соевый бургер, потому что "по вкусу же одно и то же". Ещё Дин узнал, что Кас не видел оригинальную трилогию "Звездных войн", когда спорил с отсутствующим Сэмом о том, что девятый эпизод вовсе не ужасен; по мнению Дина, это обязательно следовало исправить в вечера, когда Кас соглашался остаться у него.

Возможно, его желудок и сделал обратное сальто в два с половиной оборота, заслуживающее олимпийской медали, при одной лишь мысли о вечерах за просмотром любимых фильмов с Касом, но никому об этом знать было не обязательно.

Ночи, которые Кас проводил у него, очень быстро стали главным событием недели Дина. Кас настаивал на том, чтобы помогать по хозяйству, чтобы "хоть как-то ужин заслужить, Дин". Первым делом он освоился со стиральной машиной и сушилкой и стал самостоятельно заботиться о своём белье. Затем предложил помогать на кухне, и именно так они в конечном итоге и начали готовить вместе, даже стали пробовать новые рецепты. Ужин обычно проходил за разговорами обо всём и ни о чём, но это всегда давало шанс узнать больше о Касе. Например, что он любит литературу и теперь, когда выглядит прилично хотя бы пару дней после ночёвки у Дина, может проводить время в публичной библиотеке, где тепло, тихо и полно ожидающих прочтения произведений. Хотя это не было пределом его мечтаний, Дин радовался. Любое доказательство того, что его помощь Касу не ограничивалась только ночёвками в тепле, распространяясь и на другие аспекты его жизни, немного притупляло боль от мысли, что Кас по-прежнему в бедственном положении.

Это не значило, что ему нравилось слушать о Салли, "очень милой библиотекарше”, с которой Кас начал общаться после того, как она похвалила его толстовку с Русалочкой. Толстовку с Русалочкой, которую ему подарил Дин.

Ну и ладно. Подумаешь.

Одежда, которую Дин одолжил ему в первую ночь, стала собственностью Каса - не потому, что Дин не хотел давать ему что-то другое, а потому, что, как ему казалось, Касу могла нравиться идея о его личных, только ему принадлежащих вещах, особенно после той истории с именем. Они никогда не обсуждали это прямо, но, по лёгкому вздоху и довольной улыбке Каса при виде сложенной на кровати одежды, Дин решил, что угадал. А ещё ему нравилось думать, что похожая улыбка появлялась на лице Каса, когда он видел в ванной свою зубную щетку рядом со щёткой Дина, свою губку рядом с губкой Дина или свой халат, висящий рядом с халатом Дина.

Даже Сэмми однажды заметил, что каждый, кто оказывается в уборной Дина, может подумать, что он живёт не один, и странная лёгкая дрожь пробегала по телу Дина каждый раз, когда он слышал подобные предположения. Если быть до конца честным с самим собой («Плохая идея», - тут же напомнило ему подсознание), то Дин хотел бы, чтобы улыбка Каса означала то же самое, что и его собственная улыбка при взгляде на одну из этих вещей.

Так что в целом всё шло хорошо. Больше всего Дина бесила невозможность связаться с Касом, когда они не виделись. Он даже предлагал купить ему телефон, но Кас отказался, не желая, чтобы Дин тратил на него ещё больше денег, а также потому, что этот телефон, скорее всего, всё равно бы украли. Или, ещё хуже, Каса бы ограбили полностью.

Дин ненавидел эту ситуацию настолько сильно, что дошёл до крайности: пожаловался младшему брату. Удивительно, но там, где Дин ожидал исключительно понимания и, возможно, каких-то слов утешения, он получил тщательно продуманную и явно отрепетированную речь о том, что Дин единственный из всей семьи напрочь отказывается признавать, что "этот Кастиэль" им просто нагло пользуется.

Дин попытался объяснить - он даже упомянул, что Кас всё ещё живёт на улице, несмотря на резкое похолодание, именно потому, что не хочет использовать Дина. Но он не мог не заметить печаль во взгляде и снисходительный тон Сэмми, когда тот ответил, что Дин слишком добросердечен для собственного же блага, и именно это тогда заставило Дина резко выплюнуть: «Есть разница между отморозком и просто замёрзшим, Сэм», – прежде чем подняться и уйти.

К счастью, Чарли была полностью на его стороне. Её взгляд на мир в стиле радуга-цветочки-щенки, конечно, играл в том свою роль, но она всегда гордилась своими принципами и упрямо повторяла, что и Дин должен гордиться своими. Ещё она постоянно напоминала, что ждёт не дождётся встречи с Касом и настаивала, что тот является бесспорным пуффендуйцем («Тут она конечно не права, Дин, он ровно такой же гриффиндорец, как и ты», – шептало ему подсознание. Для разнообразия можно было с ним согласиться хотя бы в этом.) И она продолжала вещать, как умирает от желания рассказать Касу всё об их совместных сумасшедших приключениях и посмотреть, сможет ли вовлечь его во что-нибудь похожее. Как будто Дин когда-нибудь позволил бы этому случиться.

Конечно, он надеялся однажды познакомить этих двоих - в конце концов, в данном этапе жизни это были два самых близких ему человека, а Дин любил, когда все дорогие его сердцу люди находятся в одной комнате - но он был на двести процентов уверен, что не позволит Чарли и Касу остаться наедине во избежание утечек: до Каса не должна дойти история о Дине в розовом платье фрейлины. А вот мысленный образ Каса в розовом наряде был... недурен. Весьма недурен. Хотя он скорее был бы королевой, а не прислугой.

Сам факт, что Кас уже присоединился к Чарли в "Клубе любимых людей Дина", мог показаться странным - членов этого клуба можно было сосчитать на пальцах одной руки, и каждый был особенным. Кастиэль там просто... оказался. Это просто случилось. Иногда вещи случаются просто так, без причины. Некоторым вещам и не нужна причина, чтобы случиться.

Однако Сэмми, похоже, был с этим не согласен. Он явно заметил, что Кастиэль присоединился к клубу, и имел совесть сказать об этом Дину - даже не пытаясь скрыть обвинительный оттенок в голосе, равно как и то, что все признаки присутствия Каса в квартире Дина были для него однозначным доказательством, что тот пользуется добротой Дина.

Однако в тот раз спор затих, не успев толком разгореться, благодаря Джесс, которая, ни к кому конкретно не обращаясь, пропела: «Я думаю, это замечательно, что Дин помогает человечку в беде. Да и новый друг всегда уместен. Эх, как бы я хотела, чтоб в мире было больше таких же добросердечных и понимающих людей, как Винчестер-Сингеры». Стальные нотки в её голосе были даже более заметны, чем обвинительные - в голосе Сэма, и Дин наслаждался картинкой в формате Full HD того, как его гигантский брат свернулся в комочек, будто нашкодивший отчитанный ребёнок.

Это был последний раз, когда он слышал негативные высказывания Сэма в адрес Каса, так что Дину определённо придётся раскошелиться на брюлик ко дню рождения Джесс.

Он прокручивал у себя в голове тот разговор, когда проходил мимо уголка Каса и заметил, что его там нет. «Наверняка в приюте, – попытался успокоить себя Дин, чтобы подавить разочарование от очередного вечера без приятного разговора. – И это хорошо, сегодня холодно, пиздец».

Отсутствие Каса на месте означало, что он в безопасности и не рискует замёрзнуть до смерти, и осознания этого было достаточно, чтобы Дин смог смириться с огорчением и, вздохнув, продолжить путь домой. Оставалось только надеяться, что они увидятся завтра.

Пару часов спустя он уже собирался лечь спать, когда услышал стук в дверь. Беглый взгляд на часы оповестил о приближении полуночи, поэтому открывать Дин шёл, недобро нахмурившись. Кто, чёрт возьми, решил заявиться так поздно?..

Но после взгляда в глазок Дина бросило в дрожь: за дверью стоял Кас. Дин даже не понял, что рывком открыл дверь, пока у него в руках не оказалось трясущееся тело. Губы Каса посинели, глаза были расфокусированы, зубы стучали, и он едва держался на ногах, продолжая бормотать что-то похожее на "прости".

Дин среагировал ещё до того, как полностью осознал ситуацию. Он затащил Каса в спальню, удерживая на себе практически весь его вес, так как Кас был парализован холодом. По дороге он врубил отопление на максимум и помог Касу лечь на кровать, затем стащил с него куртку, обувь и с силой затолкал под одеяло. Сбегав за остальными одеялами, хранящимися в комоде, он развернул их тоже и запрыгнул в кровать, прижавшись к Касу настолько тесно, насколько это было физически возможно, и шепча слова утешения.

Т-ш-ш. Всё в порядке. Теперь всё хорошо. Ты в безопасности. Я о тебе позабочусь. Потерпи ещё немного, скоро станет теплее.

Адреналин воистину способен двигать горы, иначе как ещё объяснить, что, будучи на краю паники ровно с того момента, как он посмотрел в глазок, Дин всё равно держал себя в руках и пытался удержать ещё и Каса?

Он не знал, сколько времени прошло, но дрожь Каса постепенно затихла - он по-прежнему больше смахивал на ходячую ледышку, чем на человека, но хотя бы больше не сотрясал кровать.

Тогда Дин сказал: «Так-то лучше», – и поцеловал его в лоб, даже не успев об этом задуматься.

– Я дней пять не мылся, Дин, – заметил Кас, и, вау, а обморожение делало его ворчливым. Кас-ворчун был ещё очаровательнее обычного Каса.

Вот почему Дин мог только облегчённо рассмеяться и выдохнуть:

– Плевать я хотел, Кас.

– "Кас"? – Кас приподнялся с груди Дина и хмуро заглянул ему в лицо.

– Блять. Прости. Это... Ну, я так со всеми именами делаю? Укорачиваю их. Но, эм, я знаю, как много значит для тебя твоё имя, поэтому я стараюсь не делать этого конкретно с твоим. В смысле, я о том, что не хотел, чтобы ты вдруг подумал, что я "украл его у тебя", – пока он говорил, взгляд Каса всё сильнее смягчался и теплел, а значит, он был не сильно зол, верно? И всё же не лишним было извиниться, просто на всякий случай. – Прости, на этот раз вырвалось. Я тут не совсем ясно мыслю, ты меня, вообще-то, до чёртиков напугал.

– Мне очень жаль, Дин, я правда не хотел. И мне, эм. Я не против "Каса", – Кас застенчиво улыбнулся и склонил голову, снова уютно устроившись на груди Дина. Он был... смущён? Хотя улыбка больше смахивала на довольную. – Меня так никто никогда не называл. Мне даже нравится, что у нас с тобой есть что-то исключительно наше.

От этого ответа Дин чуть не растёкся и был готов ответить чем-то вроде: «Но тише! Что за свет блеснул в окне? О, там восток! А Кастиэль в нём - солнце».

Не желая ставить себя в неловкое положение без всякой надежды на восстановление репутации, он выдавил: «Я тоже», прежде чем вернул разговор в нужное русло.

– Я о том, что отсутствие душа не делает тебя менее важным для меня человеком, и я настолько рад, что твои губы больше не синие, что остальное мне до лампочки, вот честно.

Кас явно был уставшим и измотанным, но на удивление расслабленным.

– Спасибо, Дин, – тихо вздохнул он, на этот раз не убрав головы.

Дину пришлось себя одёрнуть, чтобы не обнять его ещё крепче. Он с удовольствием продолжал бы держать Каса вот так, в безопасности своих объятий, но сейчас нужно было подумать о потребностях самого Каса, поэтому он неохотно заставил себя сказать:

– Хотя горячий душ сейчас пойдёт тебе на пользу. Давай, брось одежду и всё, что надо постирать, за дверью, я сам обо всём позабочусь.

Chapter Text

– Не верится, что я снова могу шевелить пальцами, – вздохнул Кастиэль, вытирая волосы полотенцем. На этот раз он был чертовски близок к тому, чтобы замёрзнуть до смерти, без преувеличения. Решение явиться на порог Дина было принято от отчаяния: от холода не спасали вся разом натянутая одежда, куртка и спальный мешок. Он уже не в первый раз задавался вопросом, где бы он сейчас был - если бы вообще был - не появись в его жизни Дин.

Дин, который в самый ужасный период его, Кастиэля, судьбы оставался лучшим человеком на планете. «Не увлекайся, Кастиэль. Ты устал и плохо соображаешь», – вставил его уставший, злой зануда-разум. С другой стороны, сегодняшний вечер ясно показал - если у него ещё оставались какие-то сомнения - что Кастиэль не только желал присутствия Дина в своей жизни, но и отчаянно нуждался в нём. Он не мог рисковать потерять этого великолепного мужчину из-за непрошеной в него влюбленности.

В мужчину, сексуальную ориентацию которого Кастиэль не знал и напрочь игнорировал. Ему было дико любопытно спросить о девушке или парне, но он не хотел совать нос в чужую личную жизнь, да и откровенно боялся ответа. Хотя Кастиэль прекрасно понимал, что между ним и Дином ничего быть не может, он всё же продолжал мечтать о совместной жизни с ним: здесь, вместе, поровну разделяя обязанности по дому согласно магнитному планировщику на холодильнике, засыпая в одной постели («Прямо как сегодня», – ехидно заметил паскудный разум), вместе выбирая продукты в магазине и споря о том, что посмотреть по телевизору.

Вопреки всему, он фантазировал о том, чтобы быть парнем Дина, потому что хотел им быть. Знание, что у него есть партнёр, который уехал по делам и должен вот-вот вернуться, свело бы на нет большую часть удовольствия от этих фантазий, которые убаюкивали его чаще, чем он мог сосчитать.

Вот вам и "Не увлекайся, Кастиэль".

Кастиэль ненавидел, когда его разум был прав, а сердце ошибалось.

Он взял халат и попытался подавить чувство принадлежности, которое неизбежно возникало каждый раз при виде его висящим рядом с халатом Дина, и понял, что его стирали с последней ночёвки; как будто Дин хотел быть уверенным, что у Кастиэля будет всё необходимое, когда бы он ни пришёл. Махровый халат был наготове, просто на всякий случай. Кастиэлю хотелось верить, что Дин рад каждому его визиту, хотя логика и подсказывала, что тот попросту очень гостеприимный хозяин: и щётка была на месте, и губка в душе, и пижама уже лежала на кровати. Кастиэлю нравилось думать об этих вещах как о своих. Он знал, что это не так. Но они, ровно как и сам Дин, заставляли его чувствовать себя как дома - он думал, что уже никогда этого не почувствует.

«Очень хреново у тебя получается не увлекаться, Кастиэль. Возьми уже себя в руки, будь добр».

Верно. Пришло время выйти и убедиться, что Дин не сердится на него за внезапный визит посреди ночи. На самом деле он казался не столько расстроенным, сколько обеспокоенным, но Кастиэль не был до конца уверен. Он был в очень плохом состоянии, когда появился, и, вполне возможно, шок от этого зрелища заставил Дина немедленно начать действовать и на время позабыть о злости. Но его настроение могло измениться, пока Кастиэль был в душе, поэтому он готовился выслушать вежливую, аккуратную, но чёткую и твёрдую речь о том, что он не особо рад гостям, заваливающимся без приглашения.

Кастиэль вздохнул и отправился в сторону спальни, где, как он знал, его наверняка дожидалась чистая пижама, даже если Дин был на него зол.

Только вот пижамы там не оказалось. Потому что Дин, судя по всему, только что закончил заправлять кровать.

О, ну да, точно. Кастиэль же испачкал простыни своей уличной одеждой. Разумеется, Дин решил перестелить постель. Это было логично и совсем не вязалось с выражением лица застигнутого врасплох оленя в свете фар, которое возникло у Дина при появлении Кастиэля.

– Пожалуйста, не впадай в панику, я всё ещё от тебя ничего не жду и обещаю, что, если тебе так будет спокойнее, я уйду спать на диван, но, учитывая, как сильно ты промёрз, я подумал, что здесь тебе будет лучше. Э-эм... Мои брат и невестка подарили мне это постельное бельё на прошлое Рождество, оно очень мягкое и очень тёплое, намного теплее, чем то, хлопковое, вот я и решил, что тебе на нём будет комфортнее.

Кастиэль окончательно потерял дар речи, а его глаза наполнились слезами, когда смысл слов до него дошёл.

– Спасибо, Дин. Это одна из самых трогательных вещей, что когда-либо для меня делали.

Дин осоловело задался вопросом, знает ли Кас, что подобными словами он каждый раз самую малость разбивает ему сердце. Какие же люди окружали его всю жизнь? Это же такая мелочь, да любой на его месте поступил бы так же, верно?..

Хотя, если верить Касу, ни хрена это было не верно.

Дин на это лишь опустил взгляд и ответил:

– Да ерунда, – стараясь не дать гневу, который накатил на него от несправедливости и непонятной обиды на весь род людской, проступить на его лице.

Дин действительно был удивительным мужчиной и, как подозревал Кастиэль, сам об этом даже не догадывался.

А потом они уставились друг на друга так, словно ничего другого в мире не существовало. Они часто так делали. Кастиэль наделся, что они уже никогда не перестанут.

Ровно о том же думал и Дин.

Наконец, он прочистил горло.

– Ну, в общем, как-то так. Вот твоя пижама, новая, – отлично, значит, сначала Дин проговорился, что дал ему прозвище, а теперь ясно дал понять, что зовёт свою одолженную одежду "его пижамой". А ещё очевиднее нельзя было? Чего ж останавливаться на достигнутом.

Ну ладно, у него были смягчающие обстоятельства, правда? Кас появился на пороге его дома на грани обморожения; Дин имел право на некоторую поблажку.

– Она, эм. Она теплее предыдущей, самая тёплая, какую я смог найти. И, если ты не против, мы можем переночевать здесь вместе. Приставать не буду, честное слово, – ну, а теперь он не мог стереть с лица дурацкую улыбку, которая буквально кричала: «Мысль о том, чтобы разделить с тобой постель, заставляет меня чувствовать себя отвратительно счастливым подростком». Дин был абсолютно безнадёжен. – Или, повторяю, я без проблем посплю на диване.

– Не стоит, ничего страшного, если мы будем спать вместе. Я... я доверяю тебе, Дин. Полностью, – только произнеся эти слова вслух, Кастиэль осознал, насколько они правдивы.

В первую ночь он был в ужасе - человек, который выглядел таким милым на первый взгляд, запросто мог оказаться социопатом, что втирается в доверие к бездомным, а затем без раскаяния и зазрения совести убивает их и насилует. И, хотя Кастиэль очень старался убедить себя, что волноваться не стоит, от картинок в голове было не так-то просто избавиться. Теперь же дошло до абсурда; теперь он знал, что Дин никогда бы не сделал ничего подобного ни с ним, ни с кем-либо ещё, но в каком-то смысле хотел, чтобы Дин начал к нему приставать. Что было до нелепого смешно. Такой как Кастиэль никогда бы не заинтересовал такого как Дин, даже если бы того привлекали мужчины. Чего он не знал наверняка.

Сердце Дина буквально затопило радостное облегчение. Кас доверял ему полностью. Настолько, что готов был принять наиболее уязвимое для себя положение и разделить с ним постель. «Не приставать, приятель, помни, ты обещал», – пожурил он сам себя. Ну разумеется, без приставаний. Кас и так уже достаточно пережил; последнее, что ему сейчас нужно - это чтобы кто-то попытался залезть к нему в штаны.

Но сначала Дин должен засунуть в Кастиэля хоть какие-нибудь калории. Поэтому он отодвинулся в сторону, чтобы Кас мог увидеть поднос на тумбочке.

– Я тут соорудил тебе перекусить.

– Дин, это было вовсе не об...

– Эй, мне было не сложно. Да и там, что, всего пара сэндвичей с ветчиной, немного фруктов и отвар ромашки. Отвар был идеей Джесс; она заверила, что в нём не содержится какая-то незнакомая мне поебота, влияющая на бодрость, которая есть в чае, так что он вроде как должен расслабить и не притащить в подарок бессонницу.

Если бы Кастиэль размяк ещё сильнее, то превратился бы в комок сахарной ваты. Его сбивала с ног внимательность Дина к деталям.

– Ну, мне это показалось уместным? – он, как обычно, перестарался, и теперь Кас думает, что он идиот, потому что логичней было предположить, что Кас не хочет ничего кроме как лечь спать.

– Так и есть! Так и есть, Дин. Прости, я просто... на мгновение потерял дар речи. Ты каждую мелочь продумываешь и, кажется, сам этого не замечаешь, – Кастиэль прочистил горло, чтобы сберечь Дину нервы и не начать цитировать Шекспира или что-то столь же патетично-неуместное. Вот тебе и "Не увлекайся". – Спасибо. Огромное спасибо.

– Тебе, конечно, вовсе не обязательно ни пить, ни есть, тебя никто не заставляет, я просто подумал, что немного калорий и тёплое питьё тебе сейчас не помешают...

– И ты, как всегда, прав. Я не помню, когда в последний раз ел, – лицо Дина вытянулось, будто это было его личное упущение. Так случалось всегда, когда Кастиэль упоминал что-то подобное, и именно поэтому он старался говорить о таких вещах как можно реже. Видимо, он всё же устал гораздо сильнее, чем ему казалось. «Гипотермия и не такое с человеком сделает», – услужливо подсказал внутренний голос. – Так что еда сейчас очень кстати. И перспектива горячего напитка просто божественна.

Улыбка, которой его одарил Дин, была настолько прекрасна, что Кастиэль снова на пару секунд онемел. Затем он вспомил, что должен ещё что-то сделать, и отчитался Дину, что собирается переодеться в ванной перед ужином.

Когда он вернулся, Дин буквально заставил его залезть под одеяло и взгромоздил поднос ему на колени.

– Ужин в постель? – с усмешкой спросил Кастиэль. Улыбка Дина в ответ - лёгкая, довольная; Кастиэль уже не в первый раз замечал, что Дин по своему характеру опекун и любит заботиться об окружающих. Не важно, девушка у него или парень - тому человеку определённо повезло.

Кастиэль безропотно съел всё до последней крошки: еда была питательной, но не тяжёлой для его пустого желудка, а напиток - исключительно великолепен на вкус. Он сразу же почувствовал себя гораздо менее промёрзшим, хотя и понимал, что толстую фланелевую пижаму и просто нелепое количество пледов, которыми Дин его обложил, тоже стоило брать в расчёт.

Как только он закончил, Дин унёс поднос на кухню, а Кастиэль встал, чтобы быстро почистить зубы и облегчиться перед сном. Когда Дин вернулся в спальню, он уже успел скользнуть под одеяло. На мгновение Дин застыл на пороге и смущённо спросил:

– Тебе ещё что-нибудь нужно?

– Нет, Дин, я в порядке. Но теперь мы можем лечь спать? Пожалуйста. День выдался не из лёгких.

Дин тихо шепнул «Конечно» и, мягко улыбаясь самому себе, включил ночник и погасил весь остальной свет в квартире. Он выглядел смущённым, когда забирался под одеяло. Кастиэль прикинул, что, кто бы ни был на его месте, ситуация была бы не менее смущающая - оказаться в постели с кем-то впервые всегда неловко. Тем более, если Дин гетеросексуал.

Несмотря ни на что, его решительность восхищала.

– Спокойной ночи, Кас, – последнее, что услышал Кастиэль, прежде чем в спальне воцарилась тьма.

Дин лежал без сна, не шевелясь, и думал, что чёрта с два он сможет уснуть в одной постели с мужчиной, о котором отчаянно пытается не фантазировать, когда услышал что-то подозрительно смахивающее на всхлип. Он поспешно зажёг ночник, обернулся и увидел Каса, который изо всех сил старался не дать слезам покинуть покрасневших глаз.

– Кас...

– Прости, это так глупо, – выдавил Кас, спрятав лицо в ладонях.

– Нет-нет, вовсе нет. Что бы ты ни чувствовал, это не глупо. Хочешь об этом поговорить?

– Просто... Бельё такое мягкое, одежда такая тёплая, а на улице было так холодно, что я не могу до конца поверить, что я здесь. Я пытался заснуть на улице, клянусь, пытался, но было слишком холодно даже для меня. Прости, что я вот так заявился, прости, я правда не хотел, боялся побеспокоить; вдруг бы ты был занят, или уже спал, или был бы не один...

– Так, стоп. Я бы никогда тебе не отказал. Твой дом здесь, если ты того пожелаешь. Я специально мимо твоего места прошёл, потому что чувствовал, что мороз ударит, но тебя там не было, поэтому я решил, что ты остался в приюте.

– Я слишком поздно туда пришёл, потому что помогал женщине менять колесо, и свободных коек не осталось.

Дин, должно быть, ослышался.

– Ты оказался ночью на морозе, потому что решил кому-то помочь.

– Она была в беде, Дин. Было поздно и темно. Я по себе знаю, что происходит с людьми, которые впервые остаются на улице ночью.

Упрямый хмурый взгляд Каса был бы милым, если бы сердце Дина не сжималось от боли и не наполнялось симпатией одновременно. Этот человек был невероятен и сам того не осознавал.

– Она хотя бы предложила тебе как-то отплатить?

– Предлагала деньги, я не взял. Я не ради оплаты ей помог; так просто было правильно поступить.

«Что и требовалось доказать. Просто невероятен».

– Кас, приятель, бомж из тебя хреновый.

Кас удивлённо рассмеялся. Дин не возражал.

– Значит, они не приняли тебя на ночь?

– Приют переполнен; там даже спальный мешок негде было разложить.

Дин сделал мысленную пометку проверить свой гараж на наличие других спальных мешков, чтобы раздать их по приютам, и попросить свою семью и друзей сделать то же самое; а следом вспомнил, что пока так и не выяснил, как ему пожертвовать часть своей щедрой тринадцатой зарплаты именно в тот приют, где спал Кас. Тот как-то упоминал, что они не берут плату за ночлег, так что очевидно - чем больше денег поступит в приют, тем дольше они смогут продолжать в том же духе.

– Значит, ты вернулся на своё место?

– Да, – смех Каса приобрёл явный самоуничижительный оттенок, – и я продолжал надеяться, вопреки здравому смыслу, что ты задержался на работе и ещё придёшь меня проведать. Хотя понимал, что вряд ли.

– Кас. Нужно было сразу идти сюда.

– Я не хотел... рисковать, придя без предупреждения. Что-то... прервать. Я не могу и не хочу тебя расстраивать, - добавил Кас, опустив взгляд и выглядя при этом окончательно смирившимся со своей тяжёлой судьбой.

– Кас, – выдохнул Дин. Он просто не мог больше держаться на расстоянии даже вытянутой руки от этого потрясающего мужчины, и положил ладони ему на шею, вынуждая поднять глаза. – Я бы никогда не расстроился из-за того, что ты пришёл ко мне за помощью. Я хочу тебе помочь. Я бы позволил тебе жить здесь, пока ты не встанешь на ноги, если бы ты захотел. Я уже предлагал это, помнишь? Я услышал тебя тогда, и я уважаю твоё решение. Но я надеялся, что то предложение ясно дало понять, что моя дверь для тебя всегда открыта.

– Я не знаю, чем я тебя заслужил, – глаза Каса были такими голубыми, такими большими и честными; даже сетка полопавшихся капилляров не умаляла их красоты.

– Ты заслуживаешь иметь рядом людей, которые готовы тебе помочь. Единственное, чего ты не заслуживаешь, это жить в условиях, в которых ты почему-то всё равно продолжаешь жить.

Кас издал очередной самоуничижительный смешок. Дин ненавидел этот звук.

– А может, и это я заслужил.

Теперь Дин был официально сбит с толку.

– В каком смысле?

Кас молча посмотрел Дину в глаза. Дину был знаком этот взгляд: Кас прикидывал, стоит ли ему делиться чем-то личным и сокровенным.

А затем он заговорил. О том, как потерял работу в бухгалтерской фирме. Как босс возненавидел его, потому что был грёбаным гомофобом, но Кас не мог этого доказать, потому что совершил ошибку, которую его босс и использовал в качестве идеального предлога для увольнения. Убедить суд, что его уволили на почве ненависти, не вышло. Это означало, что Кас не только не получил обратно свою работу, но ему ещё и пришлось потратить почти все сбережения на судебные издержки. Ещё до окончания процесса Кас начал рассылать резюме куда только мог, но из-за плохих рекомендаций и тяжбы с предыдущим начальником никто не хотел его нанимать. Кроме практически иссякших накоплений у него ничего не было, а надо было выплачивать ипотеку и как-то себя кормить, поэтому пришлось сначала продать всё, что можно - включая машину - чтобы сохранить крышу над головой и двухразовое питание как можно дольше. Когда стало ясно, что все мосты в его области знаний сожжены, он начал искать другую работу, любую, но у него либо не было никакого опыта - в ту фирму он устроился сразу после колледжа - либо он не подходил по возрасту. Когда сберегательный счёт окончательно опустел, он оказался на улице. Это было шесть месяцев назад; Дин прикинул в уме, что, когда они встретились, Кас был бездомным чуть меньше трёх месяцев.

Совершенно не зная законов улиц, он стал жертвой грабежа, потеряв и те гроши, что у него оставались, и вещи, которые удалось сохранить. После этого Касу пришлось учиться выживать буквально в том, что было на нём - к счастью, в этот набор входила куртка, которая и согревала его до тех пор, пока не появилось одеяло Дина.

– Слава богу, они выбросили мой бумажник, как только опустошили его, так что, по крайней мере, паспорт и страховка у меня есть. И избивали только пока я вещи не отдал. Могли бы сделать и что-то похуже.

Дину хотелось плакать (далеко не в первый раз с момента встречи с этим человеком), и он едва смог выдавить:

– А что друзья? Семья?

– У меня не было друзей, только коллеги, и, стоило мне уйти с работы, как они поспешно захлопнули перед моим носом двери. Семья... она в другом штате, и родители не хотят иметь со мной ничего общего из-за моей гомосексуальности. Я был настолько напуган, что сидел в шкафу прямо до выпуска из колледжа, так что, к счастью, у меня не было кредита на обучение, который пришлось бы выплачивать со всеми прочими. Но и они, и все друзья нашей семьи отвернулись от меня после того, как я отказался "покаяться в грехах и отказаться от дьявольских утех". Как будто я мог просто взять и выключить в себе гея.

Вот как, значит, Кас - гей. Каса привлекают мужчины.

«Всё в порядке, Дин, всё хорошо. Это ничего не меняет. Кас по-прежнему далеко за пределами твоих мечтаний».

– Ну и нахуй они пошли под ручку со своим идиотским мнением. Зато теперь у тебя есть я.

Улыбка Каса - единственная награда, которую хочел получить Дин, и он пришёл в полный восторг, увидев её. Но затем Кас снова нахмурился и опустил взгляд Дину на грудь.

– Тебе не кажется, что это всё моя вина? Если бы я уделял больше внимания работе, или смог бы наладить нормальные отношения с друзьями и семьёй...

– Кас, остановись. Посмотри на меня, пожалуйста.

Его глубокий вздох тоже был знаком Дину: Кас морально готовился к любому ответу, какой только мог себе навоображать.

И Дин сдерживаться не собирался.

– Твой ублюдочный босс закусился на тебя, потому что он - узколобый кретин и всё равно рано или поздно нашёл бы какой-нибудь хуёвый мотив тебя уволить. И люди, которые мало того, что не нашли времени, чтобы по-настоящему тебя узнать и полюбить таким, какой ты есть, так ещё и залупились, когда поняли, что представляли тебя совсем иначе, не достойны ни твоего времени, ни усилий. Те, кто пытаются переделать тебя под свой шаблон, не заслуживают никакого места в твоей жизни.

Вау. Дыхание было чудесной штукой. Дину следовало помнить о его существовании, выстреливая такими длинными речами.

Но Кас снова улыбался и смотрел на него как на супергероя или типа того, так что его лёгкие и дурацкая потребность в кислороде могут взяться за ручки и проследовать нахер.

– Спасибо, Дин.

Дин улыбнулся в ответ, и затем они снова просто смотрели друг другу в глаза. Они очень часто так делали. Кас явно прикладывал усилия, чтобы держать глаза открытыми, поэтому Дин пожелал ему спокойной ночи и выключил лампу, прежде чем снова лечь.

В темноте и тишине, Кас прошептал:

– Доброй ночи, Дин. Спасибо тебе за всё.

– Всегда пожалуйста, Кас.

Дин знал: Кас в курсе, что он не ждёт благодарности. Но Касу важно было это повторять, так что Дину оставалось лишь смириться.

Chapter Text

Дин шёл на работу, и утренний морозный воздух помогал ему сосредоточиться на важном - на плане, что он активно продумывал у себя в голове.

По чести сказать, Дин планировал это с того самого дня, как Мэг, не потрудившись никого предупредить, ушла с работы, свалив все свои обязанности на Дина и Бобби. Пару раз светлая мысль предложить работу Касу уже посещала его голову, но он по-прежнему боялся переступить черту, на которой только-только начала зарождаться их дружба.

Но теперь, теперь его было не остановить. Прошлой ночью Кас мог умереть, потому что ему негде было жить, потому что удача отвернулась от него, потому что всю жизнь его окружали одни нелюди.

Дин продолжал снова и снова прокручивать в голове историю Каса и теперь не удивлялся тому, каким трудом далось его доверие: когда твои собственные родители не в силах принять тебя таким, какой ты есть, ты очень рано научишься закрываться ото всех. А если ты закрылся, то всегда будешь настороже, зависящий от обстоятельств, лишенный возможности быть собой и жить своим умом - по крайней мере, в значительной части. Люди всегда чувствуют, что ты их сторонишься, и делают то же самое в ответ.

Ну, пришла пора положить этому конец. Кас открылся Дину; они начали узнавать друг друга, по-настоящему узнавать. Дин волновался за него, всем сердцем. Он прикипел к нему, и далеко не только из-за симпатии, которая - как Дин сам успел смириться - уже не собиралась сходить на нет; Кас был прекрасен - чёрт с ней, с внешностью, сейчас разговор шёл о чём-то поважнее, - добр и не знаком с принятием окружающих, с тем сортом принятия, у которого нет условий и требований. А ещё он взрастил в себе идею, что никто никогда не захочет быть рядом с ним, с настоящим Кастиэлем, и научился справляться со всем самостоятельно, потому что помощи ждать ему было неоткуда.

Его жизнь сильно отличалась от жизни Дина, который в шестнадцать лет за типичным семейным ужином просто сказал родителям и брату с сестрой: «Я, кажется, втюрился в нашего нового нападающего. Как думаете, это странно, учитывая, что он аж на год меня старше?», - и в ответ получил лишь лекцию от мамы о том, что ни возраст, ни социальный статус не являются помехой для настоящей любви. Папа тогда даже не удосужился вставить слово, просто продолжил кушать и пару раз согласно промычал, тогда как Сэмми и Джо принялись издеваться и стали напевать «Тили-тили-тесто, Дин и Марк - женихи без невесты» при каждом удобном (и не очень) случае.

Так что Дин спокойно встречался со всеми парнями, с которыми хотел, и напряги со стороны семьи возникали только в том случае, если бойфренд плохо с ним обращался. И с тех самых пор, как их с Сэмми усыновили, Дин знал, что им всегда помогут; что им больше не обязательно справляться со всем в одиночку. У них была семья - неиссякаемый источник поддержки и любви.

А затем он познакомился с Чарли, и его семья стала ещё больше и ещё любвеобильнее.

Дин знал, что именно это сыграло важную роль в его становлении здоровым, привилегированным в своём счастье человеком, и развило в нём глубокое, прочно укоренившееся ощущение, что он не одинок, безусловно любим и, хотя и далёк от совершенства, всё равно достоин любви, поддержки и компании. Дин никогда до конца не верил, что самооценка человека зависит от окружающих, но не отвергал того факта, что любящие, готовые встать с ним рука об руку перед лицом любых невзгод люди так или иначе помогают этой самооценке развиваться, расти и укрепляться, особенно в ранние годы. Да что там "не отвергал" - он был живым тому доказательством; в тот короткий период времени, что он провел с биологическим отцом, самооценка Дина была не просто на нуле, но и ушла в минус, и выбраться из этого состояния ему удалось только благодаря теплу Эллен и Бобби. Даже им потребовалась пара лет, чтобы Дин снова начал чувствовать себя человеком.

Так что нетрудно было понять, как жизнь совершенно иная отразилась на Касе. «Если бы я был лучше» - осталось недосказанным, повисло в воздухе немым укором самому себе. Его не принимал никто, даже ребёнком, и неудивительно, что Кас искренне считал себя попросту недостойным; не таким, неправильным, дефектным с самого первого дня жизни.

Дин был готов доказать ему обратное любыми доступными средствами. И начать он решил с того, чтобы показать Касу: нет никакой необходимости противостоять миру в одиночку.

Не то чтобы Дин собирался его принудить, нет, конечно. Он позволит ему выбирать, и пусть Кас сам решит свою судьбу; но, что бы он ни решил, Дин останется рядом.

Хотя Дин, конечно, очень надеялся, что с ним согласятся.

Однако, перед тем как предлагать работу Касу, стоило обсудить его кандидатуру с папой - в конце концов, это его автомастерская.

По крайней мере, Дину не нужно было волноваться о Касе во время общения с Бобби - его всё же удалось уговорить остаться дома на весь день и следующую ночь. Сначала Кас очень возражал, твердя, что не может находиться там в отсутствие Дина, что это как-то неприлично и прочее тому подобное дерьмо. Дину пришлось напомнить ему, что он у него дома не первый раз, и что, если бы он хотел ограбить Дина, то мог бы сделать это ещё в первую ночь. Образ Каса в его доме, в безопасности и тепле, одетого в пижаму и лежащего на диване с романом в одной руке, кружкой горячего чая - в другой, с одеялом на коленях и расслабленным выражением лица сопровождал Дина по дороге на работу и вызывал широкую довольную улыбку.

Улыбка, правда, сползла в тот же миг, как он остановился перед дверью в мастерскую. Он знал, что особого энтузиазма его идея не вызовет; последний телефонный разговор с Сэмми ясно дал понять, что вся семья относится к Касу априори настороженно. Они единодушно считали, что Дин ему на самом деле не нравится, а просто является поставщиком еды и тепла морозной зимой.

Дина это отношение раздражало, но он его отчасти понимал: родные любили его и волновались, боясь, что им просто воспользуются и разобьют сердце. Но они будто казнили Каса без суда и следствия, решив, что Дин слишком глуп или слаб, чтобы понять его злой умысел и всё прекратить. Возможно, виной тому была пара романов с плохими парнями в юности, но с тех пор прошло много времени, Дин вырос, поумнел и больше этих ошибок повторять не собирался. Но, зная мнение семьи о Касе, он всё-таки стоял перед входом в автомастерскую и намеревался попросить папу взять Каса на работу. Ему явно придётся сильно постараться, если он не хочет отхватить от разъярённого родителя и заработать себе инфаркт в процессе.

– Привет, пап. Найдётся минутка?

– Конечно, сынок. Что случилось?

Ох уж эти инстинкты папы-медведя - режим паники включался за доли секунды. Дин не завидовал никому, кого Бобби Сингер посчитает реальной угрозой его семье и близким.

– Да нет, всё в порядке. Просто хотел тебя спросить тут... кое о чём.

– ...ну спрашивай.

– С тех пор как Мэг ушла, мы ни минуты нормально поработать не можем, да?

Папа вздохнул. Он явно догадывался, к чему клонит Дин, и, с одной стороны, это было не удивительно - он же сам его воспитал - а с другой, когда Дина научились видеть насквозь?

– Знаю, сын, я и сам частенько ловлю себя на мысли, что нужно найти ей замену и поскорее.

А может и не догадывался. Дин ожидал не этого, но так было даже лучше.

– Рад, что мы тут на одной волне, и я, кажется, нашёл того, кто прекрасно справится с её обязанностями.

– И кого же? – вот теперь отец начал прикидывать, к чему ведёт Дин, если судить по постепенно проступающему на его лице недоверию. Раз так, то ходить вокруг да около не было больше смысла.

– Каса.

– О, а я думал, Джимми.

– Пап, мы же это обсуждали. Он объяснил, почему соврал.

– Да помню я, такую слезливую сказку хрен забудешь.

К чёрту "не злить папу" - теперь зол был сам Дин.

– Это была не слезливая сказка, отец, – выплюнул Дин, но пожалел о своём тоне сразу же, как увидел боль, проступившую на лице его папы. Дин был обязан этому человеку всем. Он его спас. Что ещё важнее, он спас и Сэмми. Дин был в долгу перед ним, и нужно было постараться донести свою мысль так, чтобы при этом не показаться неблагодарным сопляком.

Он сделал глубокий вдох и попытался снова.

– Послушай, пап. Я знаю, ты за меня переживаешь. Как и мама, как и все остальные. Я всё это понимаю. Вы просто хотите меня защитить, хотели этого с самого первого дня. Но, клянусь, Кастиэль - хороший человек, и он прекрасно со мной обращается.

Это заработало ему растерянное, даже несколько встревоженное выражение на лице папы.

– Вы двое..?

– Нет-нет, вовсе нет. Я бы не стал пользоваться его положением, как и он - моим. Но он мой друг, и...

Отлично, теперь он готов был разрыдаться перед папочкой впервые за последние десять лет.

– "И" что, сынок?

– Это могли быть мы, пап. Сэмми и я. Если бы вы с мамой нас не забрали, кто знает, как бы повернулась наша жизнь. Нас бы, скорее всего, разлучили, мы бы кочевали из одной приёмной семьи в другую только ради того, чтобы система не выкинула нас на улицу в наши восемнадцать лет. И... – боже, такими темпами Дин научится говорить сквозь комок в горле в любой ситуации. – И вы с мамой научили нас, что душа важнее социального статуса. И душа у Каса невероятно добрая. Ему просто очень не повезло. Пожалуйста, помоги мне дать ему второй шанс. Мы с Сэмми свой получили; он тоже его заслуживает.

Как оказалось, папа был тем, кто в конце концов заплакал: единственная слеза скатилась по его щеке, и он даже не пытался скрыть того, как вытер её рукавом.

– Ну а работать-то он хоть умеет? – прочистив горло, спросил он.

Дина затопило облегчение, а за ним - ужас. Ему придётся рассказать по крайней мере часть истории, хотя это и будет нечестно по отношению к Касу.

– Умеет. Он несколько лет проработал в бухгалтерской компании.

– Тогда как он...

Ну вот. Приплыли.

– Он... – Дин вздохнул, зная, что его папе эта история не понравится ровно так же, как и Дину. – Его уволили, потому что его босс был сраным гомофобом. И с тех пор он больше не смог устроиться.

– Вот же уёбки.

Это заставило Дина улыбнуться, несмотря на тяжёлый разговор.

– Мысли мои читаешь.

– Ладно, приводи его завтра утром. Облажается он - получишь ты, ясно?

– Вас понял, сэр.

После этого папа хлопнул его разок по спине и кивнул, а затем велел идти переодеваться и заработать ему, наконец, деньжат.

Дин провёл весь день в настолько хорошем настроении, что даже коллеги это заметили и спросили, не замышляет ли он какой-нибудь розыгрыш или что-то подобное, потому что он редко бывал таким весёлым. Дину, вероятно, следовало бы обидеться на то, что они считают его способным радоваться только в момент планирования их "страданий", но, к сожалению, чаще всего так и бывало, поэтому Дин просто махнул на это рукой.

По дороге же домой счастье и предвкушение плавно перетекли в тревогу. Дин знал, что новости действительно хорошие, даже отличные, но что, если Кас по каким-то своим причинам окажется с ним не согласен? Вдруг он воспримет это как попытку контролировать его жизнь? Или изменить его? Или...

Хва-тит.

Какой смысл доводить себя до паники подобными мыслями? Нужно было просто прийти домой, рассказать всё Касу и принять любое его решение. Пора было Дину напомнить себе, что в истории Каса он не главный герой, а второстепенный персонаж.

На пороге его встретил обалденный аромат чего-то съестного.

А вид был даже лучше - и трогательнее - запаха: Кас, всё ещё в пижаме, готовил для них ужин. Дин хотел бы видеть эту картину каждый вечер. Что ж, если ему удастся во второй раз за сегодня правильно разыграть карты, то...

– Хэй, Кас.

Эта улыбка никогда не перестанет ошеломлять красотой.

– Здравствуй, Дин.

И они снова потерялись в улыбках и долгих взглядах. Дину очень нравились эти моменты.

– Я тут... ужин приготовил. В качестве благодарности. Надеюсь, ты не против?

– Конечно, нет! В смысле, ты не был обязан, но не стану врать - я рад, что ты это сделал.

– Это хорошо, – приветственная улыбка Каса плавно перетекла в довольную. И мысль, что Кас доволен потому, что смог доставить ему удовольствие, вызвала у Дина такие желания, которые ему пришлось пресечь на корню.

– Мы можем поговорить перед ужином?

Плечи Каса тут же напряглись, и Дин мысленно себя обругал.

Даже если он и провёл весь день, мечтая рассказать Касу новость, он мог бы сделать это за столом. И, безусловно, мог бы начать как-то иначе, чем с пресловутого "Нам нужно поговорить".

Влепить себе затрещину сейчас было бы неуместно, да? Потому что именно этого Дину и хотелось.

– Не переживай, на самом деле, новости хорошие, мне просто не терпится с тобой поделиться, – попытался оправдать себя Дин, на всякий случай сопроводив слова ещё и широкой улыбкой.

Кас мгновенно расслабился, и беспокойство на его лице сменилось любопытством.

– Ладно.

– В общем, ты же в курсе, что я работаю в автомастерской своего отца?

– В курсе.

– И, ну, человек, который работал на телефоне, уволился без каких-либо объяснений и даже не удосужился об уходе предупредить заранее.

– Отвратительно непрофессионально.

Было ясно, что Кас не понимает, в чём же состоят добрые вести, которыми так жаждал поделиться с ним Дин. На его лице не было и тени надежды. Ему даже в голову не приходило, что Дин мог замолвить за него словечко. Вот тебе и "воспользоваться Дином".

– Воистину. Ну, и у нас вроде как всё из рук сыпется. Она принимала звонки, составляла расписание, общалась с поставщиками, даже встречала клиентов и напоминала папе о доставках. Это всегда позволяло нам сфокусироваться на реальном деле, и теперь мы ни минуты не можем проработать, чтобы нас кто-нибудь да не отвлёк. Это пиздецки раздражает.

– Мне очень жаль, что из-за отсутствия у этого человека банального уважения вы не можете сосредоточиться на работе.

Иногда Кас был слишком хорошим человеком.

– Спасибо, Кас. Но, эм, дело в том, что... Моему отцу нужно нанять кого-то другого. И как можно скорее. И, ну, я предложил ему нанять тебя..? Он сказал, что должность твоя, если хочешь, и ты можешь приступать уже завтра.

Шок на лице Каса ослеплял, а тишина оглушала.

– Ты..? Он..?

– Ты не обязан соглашаться, если не хочешь, – поспешно добавил Дин. Кас должен был понять, что это не является условием для их дружбы. Он не станет поступать как любой другой ублюдок в жизни Каса, который оставался рядом только до тех пор, пока Кас соблюдал поставленные ему условия. Нет. Дин предложил Касу безоговорочную дружбу. И он продолжит с ним дружить, несмотря ни на что.

- Работка не фонтан, конечно, и состояния на ней не сколотишь. Но это лучше, чем ничего, и тебя готовы взять, если ты согласен.

– Да, конечно, да! Это... Спасибо, Дин, я... я не могу в это поверить, – глаза Каса начали наполняться слезами, и он даже не пытался успокоиться, ухватившись до побелевших костяшек за край стола, чтобы не рухнуть на пол. – Я буду очень усердно работать, клянусь, я не подведу ни твоего отца, ни тебя, обещаю.

– Я знаю, что не подведёшь, – ответил Дин, не в силах скрыть эмоции в своём голосе. – Но, эм, тут такое дело. Он спросил меня, есть ли у тебя хоть какой-нибудь опыт работы, и я ответил, что да, и тогда он спросил, как же так получилось, что тебя уволили, а я просто не мог ему солгать, Кас. Я рассказал о том, что твой бывший босс был кретинским гомофобом.

Кас снова напрягся.

– И как... как он это воспринял?

– Не очень хорошо.

– Дин, если у твоего отца проблемы с моей сексуальной ориентацией, я не думаю...

– Чего?.. Нет! Он не поэтому разозлился! В смысле, если его не колышет то, что я гей, с чего ему беситься, что кто-то из сотрудников им будет, верно? Нет, он серьёзно залупился на твоего бывшего босса.

Кас казался... шокированным? Замер на месте и...

Ох.

Дин впервые упомянул о своей ориентации.

"Опасность, опасность, отбой операции, отбой!".

– В любом случае, это я к тому, что мне пришлось ему рассказать то, что я рассказывать не имел никакого права. Прости. Я просто не могу врать своему старику. Да и, раз он нанимает тебя на работу, должен же он быть в курсе, почему ты не можешь дать ему никаких рекомендаций с прошлого места, так что...

Дин нужно было срочно заткнуться. Было бы здорово, если бы Кас мог оказать ему добрую услугу и сказать уже что-нибудь, чёрт подери.

– Нет, я. Я понимаю. Всё в порядке, Дин. Ты поступил правильно. Нет смысла начинать новый этап жизни со лжи, – улыбка Каса казалась искренней, хоть и по-прежнему слегка растерянной, и Дин сразу почувствовал себя лучше.

– И, ну, это тебе решать, конечно, но я тут подумал, что было бы неплохо, если бы тебе было где остановиться. Ну, знаешь, недалеко от работы, где можно было бы хорошенько выспаться и вымыться. Так что, эм, может, ты… останешься здесь? Если хочешь? По крайней мере, на первое время?

– В смысле, здесь? На постоянной основе? Жить с тобой?

Дин смог лишь кивнуть в ответ и натянуть на морду лица самую искреннюю, ободряющую улыбку, на какую только был способен. Он не хотел давить, но очень, очень хотел, чтобы Кас остался.

Глаза Каса снова наполнились слезами.

– Мне не... - бедняге пришлось дважды прочистить горло, прежде чем он снова попробовал заговорить, но даже тогда его голос по-прежнему дрожал: – Мне не придётся завтра спать на улице?

Дин почти физически ощутил боль в этих словах.

– Нет, Кас. Ни завтра, ни когда-либо ещё.

Chapter Text

Сборы на работу следующим утром обернулись хаосом.

Быстро выяснилось, что при наличии всего одну уборной им придётся пошевеливаться, чтобы не опоздать на работу. «А вот если бы мы принимали душ вместе...», – заискивающе начал ехидный мозг Дина, но он оборвал мысль до того, как та успела пустить корни слишком глубоко.

В конце концов, на работу они явились вовремя. Кас снова был в одежде Дина и даже попытался привести волосы в порядок, но быстро сдался - как оказалось, причиной проблемы торчащих во все стороны волос была не жизнь на улице, а жизнь в принципе.

«Пропусти эти пряди сквозь пальцы, проверь, сможешь ли ты ему помочь», – мозг Дина, судя по всему, с самого утра был полон потрясающих идей. Дин лишь надеялся, что он наконец замолкнет, и Дин не сделает ничего такого, что заставит Каса бежать куда глаза глядят, не прожив и суток в квартире на полных правах.

Так как время всё же поджимало, а произвести плохое впечатление никому не хотелось, в автомастерскую они приехали на машине Дина.

Чем ближе они были к месту, тем больше Кас становился похож на статую. Он говорил всё меньше и меньше по мере удаления от дома, и провёл последние несколько минут поездки, сидя прямо, практически не шевелясь и глядя прямо перед собой. Сначала Дин пытался его отвлечь, но сдался и оставил в покое. Он знал, что установление контакта и поддержание социальных отношений - это ещё один навык, который можно и нужно оттачивать по мере взросления, и у Каса это умение неминуемо заржавело - такое бывает, когда месяцами говоришь с кем-то всего по паре минут в день. Ему нужны были время и тишина, чтобы всё обдумать и собраться с силами.

Тем не менее, Дин положил руку на плечо Каса и слегка его сжал, чтобы привлечь внимание до того, как они покинут безопасность автомобиля:

– Всё будет хорошо, Кас. Я с тобой, я рядом, ты не один.

Это принесло ему облегчённое «Спасибо, Дин» и некоторый ответ на языке тела, которые дали Дину понять, что Кас немного, но всё же расслабился. В конце концов, это было лучше, чем ничего.

Едва они вошли, как сразу столкнулись с папой. «Отлично. Ему осталось только броситься на Каса и оставить на лице шрам на всю жизнь», – вздохнул про себя Дин. Опять же вопрос: а чего он, собственно, ожидал? Папа вёл себя как... ну, папа. Касу придётся с этим смириться и научиться стоять за себя.

– Сынок. Кастиэль.

«Вау, аж по полному имени... Удивительно, что он меня не назвал Дином Михаилом Винчестер-Сингером».

– Доброе утро, па.

– Мистер Сингер.

Ауч. Дину стоило его предупредить, что папа не любил всяких "сэров", "мистеров" и иже с ними. Но, опять же, если бы Кас начал их знакомство с панибратского "Бобби", то выглядел бы как самоуверенный придурок, который уверен в том, что сынок хозяина за него всё равно вступится. Пожалуй, "мистер Сингер" и правда было наилучшим решением.

– Мой мальчик тут задвигал, что ты трудолюбивый малый.

– Так и есть, сэр.

– Зови меня Бобби, не люблю я это титульное дерьмо.

Папа дал прямое разрешение перейти на имена, это был хороший знак, верно?

– Хорошо, сэ... Бобби. Хорошо, Бобби.

Кас по жизни большую часть времени выглядел как очаровательный щеночек, неудивительно, что он и сейчас на него смахивал. Папа не особо умел улыбаться губами, но Дин всегда безошибочно угадывал улыбку в его глазах, и сейчас видел её, определённо. Это была почти победа.

– Вот и славно. Добро пожаловать в автомастерскую Сингеров. Сын введёт тебя в курс дела. Крикнешь, если что-нибудь понадобится.

Если бы папа просто помочился Дину на ногу, то сэкономил им всем время; Кас не мог не разглядеть за этим "мой мальчик" и "сынок" не слишком уж скрытое "причинишь ему боль, и я разберу тебя по винтикам, как каждую заезжающую сюда машину".

«Не думай о том, как Кас "заезжает" в твой "гараж", не надо, Дин», – посоветовал ему разум, но было слишком поздно.

– Обязательно. Спасибо, Бобби.

И это положило начало их новой рутине.

Они вместе ходили на работу и возвращались домой, обедали с коллегами, и Кас быстро поладил с каждым из них, включая Бобби, чей тёплый взгляд, когда никто его якобы не видел, убеждал Дина, что папа тоже оттаял.

Дину теперь приходилось вставать раньше обычного. Не только потому, что им обоим нужно было успеть принять душ, но и потому, что необходимое ему в этом самом душе время значительно увеличилось; он влюблялся в Каса всё сильнее и сильнее с каждым днём, но так и не осмеливался сделать первый шаг - боялся, что Кас, если и ответит взаимностью, то из-за чувства долга. Поэтому всё, что ему оставалось - это тихонько дрочить на мысли о том, чем они могли бы заниматься в ванной вместе. Каким бы виноватым он себя ни чувствовал, каждое утро двигая рукой по члену и фантазируя, как Кас вжимает его в кафельную плитку и жарко шепчет, что ему нравится трахать его упругую задницу, Дин от этих фантазий был не в силах отказаться - лучше уж было выпустить пар, чем сделать непрошеный подкат к Касу, потому что сексуальное напряжение достигло критической отметки.

Со своей стороны, Кас был более чем полон решимости не пользоваться расположением Дина больше, чем это было строго необходимо. Поэтому, когда Дин предложил купить ему одежду на первое время, Кас выступил со встречным предложением одалживать одежду у самого Дина - учитывая, что они были приблизительно одной комплекции - до первой зарплаты. У Дина почти случился инсульт от перспективы каждый день видеть Каса в своей одежде, потому что, судя по всему, у него был глубоко спящий до этого момента фетиш собственника, который теперь радостно раскинул свои щупальца и заставил слишком поспешно на эту авантюру согласиться. Кас казался дико доволен, когда Дин согласился, и, похоже, ему очень нравилось по утрам выбирать что-то из вещей Дина, пока сам Дин был занят в душе непристойными деяниями, вызванными ещё более непристойными мыслями.

Как только начала приходить зарплата, Кас принялся собирать собственный гардероб - чем теплее, тем лучше, - и покупать еду на завтрак. Он пока не мог вносить больший вклад в совместный быт, но был твёрдо намерен помогать настолько, насколько было в его силах, и завтрак был вполне доступен - молоко, кофе и хлопья по будням и яйца (или блины) с беконом по выходным, когда не нужно спешить на работу.

Когда Дин перечислил, что им будет нужно на завтрак в течение недели, Кас ответил: «Но первый раз я оказался здесь в среду, и на следующее утро у нас были блины с беконом на завтрак». Дин по сей день надеялся, что стыдливый румянец, который он ощутил в тот момент, не превратил его лицо в помидор, но был почти уверен, что так оно и было. «Ну, это были особые обстоятельства, ты же понимаешь. Нужно было убедиться, что ты съешь что-нибудь питательное, учитывая, как редко ты тогда ел», – разумно ответил он. Смягчившийся взгляда Каса в ответ заставил его надеяться, что он воспринял это как проявление милосердия, а не как попытку Дина очаровать его своими кулинарными способностями (как оно и было на самом деле). Дин тогда только-только начал осознавать, что влюбляется, ясно? Подайте на него в суд за то, что он хотел немного покрасоваться.

Ещё Кас взял на себя половину бытовых хлопот и настоял, что на холодильнике должно висеть еженедельное расписание их с Дином обязанностей. Дин не считал, что расписание так уж необходимо - они могли бы просто убирать и готовить по мере надобности - но для Каса это почему-то было важно; он тратил долгие минуты, заполняя расписание с ("бесконечно милым") сосредоточенным выражением лица каждые выходные, так что Дин просто смирился и подстроился, потому что, ну разумеется, а как иначе? Способность отказывать Кастиэлю не входила в широкий спектр его талантов.

Вместе готовить и закупаться продуктами тоже, казалось, было для Каса очень важно, настолько, что Дина начала расстраивать сама идея заниматься этим в одиночку. Так что, само собой, готовили и ходили в магазин они теперь тоже вдвоём.

А ещё они постоянно дрались за пульт. Кас как будто нравилось за него бороться, иногда он даже сам начинал их маленькую баталию. И снова, Дину было глубоко поебать, что там крутят по телику, но Кас так радовался их дружеским перепалкам, что Дин послушно возражал по поводу любой выбранной им программы. Не стоило и говорить, что Кас выигрывал в девяноста процентах случаев - и Дина совершенно не огорчал такой расклад.

Однажды вечером они снова боролись за пульт так, будто на карту поставлена их жизнь, пока не оказались на диване, тяжело дыша, схватившись за пульт с разных концов и уставившись друг на друга.

Они часто так делали.

Но сегодня атмосфера была заряжена по-особенному.

Или, может, Дин просто был слаб, или устал подавлять свои чувства к потрясающему мужчине, сидящему напротив, но он сделал то, что изо всех сил старался не делать никогда: он опустил взгляд на губы Кастиэля.

Секундой позже Кас уже прижимал его к себе.

Обхватив руками шею Дина, он притянул его лицо к своему, и всё это случилось настолько быстро, что Дин на мгновение впал в ступор, но затем осознал - Кас целует его, наконец-то! - и сделал то, о чём мечтал уже несколько месяцев: отправил пульт в полёт по гостиной и подался Касу навстречу, обхватив его спину руками. Кас застонал, прижавшись к нему ещё теснее, и Дин воспользовался моментом, чтобы скользнуть языком меж его приоткрытых губ; он целовал запретный плод, и запретный плод целовал его в ответ. Это было настолько неописуемо великолепно, что Дин засомневался в реальности происходящего, что он наконец-то - господи, наконец-то - пробует губы Каса: на вкус они были как его собственная зубная паста, и этот факт не должен был возбуждать, но именно это он и делал. Это было очередным доказательством того, что Кас был здесь, остался с Дином и, похоже, не собирался покидать его в ближайшее время: это был самый большой его страх с тех пор, как он предложил Касу крышу над головой - что ему придется наблюдать, как Кас уйдёт, когда сможет позволить себе жильё. Но Кас, похоже, даже не искал ничего подходящего и, учитывая происходящее в данный момент, возможно, не станет искать?..

Пока Дин метался между собственными мыслями и невероятным ощущением языка Каса против собственного, мягких тёплых губ на своих губах, крепких сильных рук на своей шее, Касу надоело позволять ему вести в поцелуе. Он опёрся коленом о диван, наклоняясь вперёд, сильнее и сильнее, пока Дин не оказался опрокинутым на спину.

Он лежал на диване, Кас - сверху, с его настойчивым языком и сильными, но нежными руками; когда ему удалось скользнуть ладонью ему под спину Дина и сжать его ягодицу, одновременно вынуждая их давно вставшие члены прижаться сквозь ткань брюк, Дин испытал чистое блаженство.

А затем - такой же чистый ужас. Как будто окатили ледяной водой.

У Дина был вопрос, который непременно следовало прояснить до того, как они продолжат.

– Кас, погоди...

И Кас его услышал. Он застыл на месте, мгновенно выпустив Дина из рук, и вместо этого уперев их в диван, чтобы подняться. С каждым миллиметром, разделяющим их тела, лицо Каса закрывалось всё сильнее, и это выражение тоже было Дину знакомо.

Когда Кас заговорил: «Прости, Дин, я решил...», – Дин решительно его прервал - нельзя было допустить, чтобы он надумал себе всяких глупостей, но и от своих глупостей нужно было избавится тоже. Какой же он дурак.

«Или просто хороший человек», – шепнул в голове голос мамы.

Он обнял Каса за плечи, чтобы тот не мог отодвинуться дальше. Он не хотел, чтобы Кас решил, будто Дин его не хочет - Дин ещё как хотел.

– Пожалуйста, не пойми меня неправильно. Я хочу этого. Хочу тебя, Кас, так сильно, так давно. Но, эм, пожалуйста, скажи, что ты тоже этого хочешь. Хочешь меня. Что ты делаешь это не из... благодарности? Я... иначе я не могу. Я хочу этого только в том случае, если ты тоже хочешь, – пожалуйста, пусть бы Кас хотел его за него, а не за то, что он для него сделал.

За считанные мгновения на лице Каса друг друга сменили встревоженность, шок, облегчение и восторг. Пристроив одну ладонь на щеке Дина, касаясь его мягко, невесомо, с благоговением, как прикасаются к тончайшему венецианскому стеклу. Во взгляде Каса было столько нежности, что они почти светились, а на губах танцевала лёгкая снисходительная улыбка, будто он до конца не мог поверить в то, что только что услышал.

– Дин, я никогда, ничего и никого в жизни не хотел настолько неебически сильно, как хочу тебя.

Последовавшая пауза была задумана, Дин прекрасно это знал - как и то, что Кас использовал матерное слово впервые с момента их знакомства.

Кас сделал всё для того, чтобы он вполне проникся смыслом этих слов.

Поэтому Дин сделал именно то, что должен: тоже молча, без страха глядя Касу в глаза, он позволил мозгу впитать каждое слово. Позволил им проникнуть в самую его суть. Позволил им убедить себя, что Кас с ним честен..

– Ты тоже пойми меня правильно, прошу. Я благодарен, ты даже представить себе не можешь, насколько; намного больше, чем у меня хватит слов выразить. Твоё большое, просто огромное сердце и непревзойденная щедрость были первыми вещами, которые я начал в тебе ценить, – его улыбка сделалась не снисходительной, но мягкой, мечтательной, будто он вспоминал что-то приятное из прошлого. Дин надеялся, что хоть как-то связан с этим воспоминанием. – Но я делаю это не потому, что у тебя в долгу, или чтобы отплатить тебе за доброту. Я делаю это, потому что хочу тебя. Тебя, Дин. Только тебя. Именно таким, какой ты есть. Потому что ты такой же шикарный в душе, как и снаружи, и я хочу тебя так сильно и давно, что сердцу больно.

– Почему ты раньше не сказал?

– "Почему"?! Да я всё ещё не могу смириться с тем фактом, что кто-то вроде тебя может когда-нибудь захотеть кого-то вроде меня. И я... я не мог рисковать получить отказ. Не тогда, когда я только начал по крошкам собирать горстку самоуважения.

Если бы Дин мог, то каждого человека, который когда-либо, любым способом показал Касу, что он недостоин любви и обожания, он заставил бы встать в очередь, а затем каждому бы врезал. Лично. Хорошенько так, от души.

– Ты потрясающий, Кас. Такой сильный духом, такой красивый, такой жизнерадостный несмотря на всё плохое, что успело с тобой случиться. Как же я мог тебя не захотеть?

Кас не ответил, просто смотрел на Дина ещё несколько секунд, пока сомнение полностью не исчезло с его лица; видимо, честность трудно было подделать. Затем Кас глубоко вздохнул и спросил:

– Как ты хочешь...

Дину не нужно было времени на раздумья.

– Хочу тебя внутри.

Это явно поразило Каса. Дин не был уверен, вызван ли шок тем, что он сказал, или тем, что ответ был явно заготовлен заранее. Да, Дин часто об этом думал, и да, Кас теперь об этом знал. Ну и что? Дин собирался полностью обнажиться - во всех смыслах слова - перед этим человеком, а он никогда ничего не делал вполсилы.

– Ты... уверен?

– Абсолютно. Разве что ты...

– Нет, нет. Это, эм. Я тоже этого хочу, Дин. Очень сильно. Безумно сильно. Просто... Ты действительно позволишь мне вот так в тебя проникнуть?

Дин не смог сдержать снисходительной улыбки.

– Ты проник в меня несколько месяцев назад, Кас. Сейчас мы просто закрепим успех.

Улыбка Каса, на его губах и во взгляде, была настолько нежной, насколько это было возможно, и подушечка большого пальца руки, по-прежнему лежавшей у Дина на щеке, мягко огладила его скулу.

– О, Дин.

– Это "да"?

– Это "да".

– Тогда отведи меня в спальню.

Chapter Text

Он шёл в спальню рука об руку с Дином и не верил в реальность происходящего.

Постель, которую Кастиэль к этому моменту видел уже сотню раз, никогда не казалась настолько большой. А что, если... Что, если Дину с ним не понравится? Что, если он каким-то образом сделает ему больно? Что, если он успел забыть, что вообще делать, и...

– Ты слишком громко думаешь, Кас, – пара ладоней на его лице и взгляд зелёных глаз, полный любви и обожания, совсем не помогал ему успокоить нервное сердце. – Расслабься, всё хорошо. Нам не обязательно чем-то особенным заниматься, слышишь? Можем просто поваляться вместе, заснуть друг у друга в руках, и я буду уже счастлив.

– Но ты сказал...

– Я помню, что сказал, но не обязательно воплощать это в жизнь, если ты не готов. Ты же знаешь, я совершенно не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным, Кас, я просто хочу быть к тебе ближе. Секс для этого вовсе не обязателен.

– Но я этого хочу.

– Уверен?

– Конечно.

– Тогда в чём дело?

– Я очень давно ни с кем не был, Дин. Не уверен, что смогу доставить тебе удовольствие. Что, если...

– Эй, нет, посмотри на меня. Мы команда, ясно? Здесь мы работаем вместе. Тут не всё на твоих плечах, тут действуют сообща. Мы же друг для друга стараемся, верно?

– Верно.

– Тогда как ты смотришь на то, чтобы лечь, а там сами поймём, чего хотим, м? Никакого давления, никакого плана, никаких целей. Просто ты, я и удовольствие.

– Звучит отлично.

На этот раз Дин повёл Кастиэля за руку, усадил его на кровать и наклонился ближе, проведя большим пальцем по его щеке и тихо прошептав:

– Расслабься. Здесь только мы с тобой.

Он начал наклоняться к нему ближе, и Кастиэль встретил его на полпути, мысленно благодаря счастливую звезду за то, что вообще узнал этого мужчину и теперь мог целовать его красивые губы.

«Правильно, Кастиэль, просто сосредоточься на его губах», - услужливо успокоил его мозг. Кастиэль так и сделал; он отпустил все мысли и сфокусировался на ощущениях - губы Дина на его губах были гораздо менее настойчивы, чем ранее в гостиной, и они просто обменивались лёгкими, ни к чему не обязывающими поцелуями, синхронно меняя положения головы и изредка соскакивая поцелуями на щёки. Как будто прежнее отчаяние их покинуло; будто они наконец поверили, что могут никуда не торопиться, что никто из них не передумает и не уйдёт.

Когда Дин попросил Кастиэля остановиться там, на диване, Кастиэль на мгновение решил, что поторопиться было самой большой ошибкой в его жизни. Он был в ужасе от того, что сделал - вот так навалился на Дина и фактически заставил его распластаться под собой, разозлил его и создал впечатление, что заинтересован только в том, чтобы его поиметь - и считал само собой разумеющимся, что Дин выйдет из себя.

Он почти почувствовал облегчение на кончике языка, когда смысл слов Дина дошёл до него, и оказался совсем не в том, что Кас успел себе напридумывать. Да и, честно говоря, он не мог слишком уж строго судить себя за такое поведение. После недель, месяцев, проведённых в тоске по Дину, возможность наконец поцеловать его была просто божественным даром.

А если совсем честно, то, что они делали сейчас, нравилось Кастиэлю даже больше: медленный, изучающий друг друга танец губ и пальцев. Спешить было некуда; у них было всё время мира, чтобы делать то, что они хотят и как хотят. Не было никакого давления, никаких ожиданий и опасений, что один из них передумает, если они не доберутся до финиша прямо сегодня - только сейчас Кастиэль осознал, что на самом деле было источником его страха. Благослови, господи, Дина за то, что он разгадал его опасения намного раньше и свёл на нет всего несколькими фразами. Этот мужчина был поистине невероятен; Кастиэль уже давно смирился, что воображаемая папка с доказательствами этого факта изо дня в день только увеличивается.

Когда Дин прервал поцелуй и поймал его взгляд, потянувшись к пуговицам его рубашки, Кастиэль лишь согласно кивнул.

Помогая друг другу, они стали сбрасывать одежду, продолжая нежно, едва ощутимо, целовать каждый новый дюйм обнажённой кожи.

Дин был великолепен. Кастиэль пришёл в восторг от небольшого животика, о котором Дин упомянул при их первой встрече - когда рассказал о решении начать ходить пешком. Кастиэль был так рад, что животик по-прежнему на месте, что, разумеется, покрыл его поцелуями - но только когда изучил по порядку и шею, и грудь Дина, даже лизнул эти восхитительные соски, наслаждаясь каждым откликом, каждым звуком, которым одаривал его этот шикарный мужчина.

Их брюки тоже упали куда-то на пол, и Кастиэлю нравилось видеть сквозь тонкий хлопок боксеров, насколько они оба возбуждены. Он понимал, что снова теряет терпение, но, честно, он просто не мог потратить столько же времени на нижнюю часть тела Дина, сколько потратил на верхнюю. Не тогда, когда бёдра и член Дина были так близко. В следующий раз - если ему выпадет такой шанс, разумеется - Кастиэль уделит щиколоткам, коленям и бёдрам Дина всё внимание, которого они заслуживают. Но прямо сейчас он хотел увидеть лишь то, как его боксеры присоединятся к одежде на полу.

Однако, когда он уже собрался их стянуть, Дин остановил его, сомкнув пальцы на запястье.

– Кас, мне нужно...

Кастиэль немедленно прекратил то, что делал, и всё внимание направил на Дина.

– Всё что угодно, Дин.

Дин сделал глубокий вдох и решительно уставился ему в глаза.

– Прежде чем мы продолжим, мне нужно убедиться, что мы... на одной волне. В смысле, я думаю, что знаю ответ. Надеюсь, я знаю ответ. Но я не могу не спросить.

– Хорошо..?

– Для меня это не на одну ночь, Кас. Но и быть теми друзьями, которые иногда друг с другом спят, я тоже не хочу. Ты меня не только физически привлекаешь, хоть ты и чертовски горяч. Я... – Дин шумно сглотнул и опустил взгляд, – я влюблен в тебя, Кас. Я хочу, чтобы мы были вместе. И если ты не чувствуешь того же, я хотел бы знать сейчас, прежде, чем мы займёмся сексом.

Кастиэль не смел и надеяться, что Дин чувствует к нему то же самое, что он чувствует к Дину. Но это было так. Он только что об этом сказал. Как такое возможно? Когда это произошло? И, что ещё более важно, как Кастиэль умудрился пропустить все признаки влюблённости?

Очевидно, так же, как Дин пропустил все его сигналы. Потому что они - два придурка, потерявшие друг от друга головы, но боявшиеся сделать первый шаг, каждый - по своим причинам, которые когда-то казались крайне важными, но сейчас выглядели полной ерундой.

Кастиэль был шокирован.

– Ты... влюблён в меня?

– Влюблён, – ответил Дин с той же решимостью; только нервное движение кадыка выдавало его волнение. Дин боялся, что Кастиэль не ответит ему взаимностью, но всё равно признавался, снова и снова; бесстрашно ставил себя в уязвимое положение. Дин был таким сильным. Кастиэль восхищался им и мог отплатить за его смелость разве что своей собственной.

– Я тоже тебя люблю, Дин, бесконечно сильно. Для меня это тоже не просто секс. Ты - не только сногсшибательное тело и милое личико; ты - мужчина моей мечты, Дин.

Взгляд Дина стал мягким, почти ранимым, пока он пытался сдержать слезы. Он улыбнулся самой милой улыбкой, снова сглотнул и прошептал:

– Займёмся любовью?

Кастиэль в ответ смог лишь наклониться и поцеловать его, пытаясь через поцелуй показать, как несомненна, сильна и честна была любовь, что он испытывал, и как он жаждал поделиться ею с Дином.

Рука Кастиэля снова потянулась к его белью, и на этот раз Дин слегка приподнял бёдра, чтобы помочь ему, одновременно начав неловко стягивать боксеры Кастиэля. Кастиэль помог ему сразу после того, как закончил его раздевать, и вот они оба оказались обнажены. Наконец-то.

Кастиэль лёг на Дина сверху, как и раньше на диване, и Дин с готовностью развёл ноги, чтобы он мог удобнее устроиться меж его бёдер. При полном отсутствии одежды их возбуждению больше ничего не мешало, и они оба простонали в поцелуй, стоило их членам соприкоснуться.

Однако прежде, чем он успел слишком увлечься, Кастиэлю нужно было проявить ответственность. Этот мужчина теперь принадлежал ему, отдался под его опеку и защиту, и защита должна была начаться сейчас же.

Он неохотно прервал поцелуй и прижался лбом ко лбу Дина.

– Любовь моя, где смазка и презервативы?

Дин не сразу смог восстановить дыхание, чтобы дать рубленый ответ:

– Тумбочка. Верхний ящик. Но я, ну. Я чист, так что...

– Поверь мне, я безумно хочу почувствовать тебя без барьера. Но я не проверялся ни разу с тех пор, как оказался на улице. На самом деле, в последний раз я тест сдавал за четыре или пять месяцев до того, как стал бездомным. Слишком был занят тем, чтобы им не стать, – он не мог сдержать горького смешка. – Так или иначе, мне будет спокойнее, если на этот раз мы воспользуемся презервативом. А потом, может, вместе проверимся и от них откажемся.

Дин смотрел на него с улыбкой на губах и со смесью из веселья и благодарности на лице.

– Мой любимый мужчина ещё и бойскаут. Прелесть какая.

Поцелуем стереть ухмылку с его лица, попутно вынуждая Дина заткнуться, было единственным выходом для Кастиэля. Отчасти для того, чтобы не удостаивать дерзость Дина словесным ответом, отчасти просто потому, что он хотел и теперь мог себе это позволить. Ему никогда не надоедят эти поцелуи; губы Дина были фантастическими.

Они целовались несколько минут, пока жар в паху Кастиэля снова не дал о себе знать. Ему стоило начать готовить Дина прямо сейчас, иначе последствия будут не из приятных. Но он не успел дотянуться до тумбочки, потому что Дин прижался ртом к его шее, крепко держа за плечи. Кастиэль смог лишь застонать и зажмуриться, мысленно пытаясь себя убедить, что просто опрокинуть Дина на спину и войти в него нельзя.

– Дин, пожалуйста, мне нужно достать смазку.

– И что же, – короткий укус, – тебя, – поцелуй, – останавливает?

– Трудно сосред... о, боже. Сосредоточиться. Если. Когда. Ты, вот так делаешь, да, вот так.

Дин нехотя отстранился и одарил его ухмылкой.

– Ладно. Но поторопись.

С этими словами он откинулся на постель, забросил одну руку за голову, а другой начал неторопливо поглаживать свой член, призывно раздвинув ноги.

Кастиэль в жизни не видел ничего более порнографичного, и мысль, что именно этого мужчину он сегодня поимеет, кружила голову. Даже сильнее того факта, что Дин хотел, чтобы его поимел именно Кастиэль.

Он торопливо схватил смазку с презервативом и даже не стал утруждать себя раздражением, когда услышал тихий смешок Дина. Кас был полон энтузиазма и имел на это полное право.

– Итак, как я уже сказал, я давно этого не делал. Но ты же скажешь мне, если что-то пойдёт не так, верно?

Дин коротко поцеловал его в щёку и лучезарно улыбнулся.

– Обязательно.

Кастиэль снова лёг на Дина сверху, целуя его, вжимаясь в его бёдра своими в восхитительной имитации того, чем они совсем скоро займутся. Но затем он скатился на бок: будет намного проще растягивать его правой рукой, а левой можно поддерживать голову Дина под удобным для поцелуев углом (и следить за малейшими изменениями выражения его лица на предмет дискомфорта). Он верил, что Дин скажет, если возникнут какие-то неудобства, но он хотел сразу увидеть, когда нужно остановиться, если понадобится.

Он привстал, чтобы смазать пальцы, а затем приступил к делу. И чуть душу богу не отдал от чистого экстаза, когда одновременно с поцелуем провёл подушечкой пальца по сфинктеру. Дин прошипел короткое «Холодно», прежде чем втянуть Кастиэля обратно в поцелуй; видимо, он был совсем не прочь растянуть прелюдию.

Когда Кастиэль проник в него одним пальцем и впервые ощутил жар его тела изнутри, он едва мог поверить, что ему это не снится. Это было восхитительно, а они ведь ещё толком не начали.

Его язык становился всё настойчивей во рту Дина, трахая его с тем же рвением, с которым он хотел бы уже овладеть его задом, но которое Кастиэлю пока нужно было попридержать.

Когда один палец сменился двумя, а два - тремя, большинство их поцелуев превратились в рваное дыхание на слегка приоткрытые губы и тихий шёпот: «Боже, Дин, ты прекрасен. Как же в тебе хорошо» и «Да, вот так, Кас. Господи, да, ещё, пожалуйста, я хочу ещё».

И когда блаженные слова «Кас, я готов» сорвались с губ Дина, Кастиэлю почти заплакал от облегчения. Ему так сильно нужно было оказаться внутри, так, так сильно.

Кастиэль оставил на губах Дина последний поцелуй и медленно, осторожно вынул пальцы, устраиваясь на коленях между его ног.

Он схватил подушку, чтобы подложить её под бёдра Дина, а затем так же нетерпеливо разорвал упаковку презерватива и дрожащими пальцами раскатал его по своему члену. Добавив поверх ещё смазки из флакона, Кастиэль с тихим шипением размазал её по себе - идея причинить Дину малейшую боль была немыслима.

Как только он решил, что готов, он сделал глубокий вдох и снова посмотрел Дину в глаза. Хватило одной ответной улыбки и кивка головы, чтобы Кастиэль подался к нему ближе и начал входить, направляя себя рукой.

Он не мог отвести взгляд от захватывающего зрелища, как его член дюйм за дюймом погружается в тело Дина. Кастиэль двигался медленно, но неумолимо, ориентируясь на то, как пальцы Дина хватались за его бицепсы: замедлялся, когда хватка крепла, и продолжал двигаться, когда пальцы расслаблялись, пока, наконец, не вошёл целиком.

Затем Касиэль снова наклонился к Дину, чмокнул его в губы и провёл носом по скуле, давая время привыкнуть.

– Больно?

– Слегка неприятно. Дай мне минуту, я... ну. Тоже давненько этим не занимался.

Нежно скользнув носом по щеке Дина, Кастиэль не смог удержаться от уточнения:

– Насколько "давненько"?

Дин тихо рассмеялся.

– А что, Кас, ревнуешь?

– Да.

Дина явно удивил его ответ. Наверное, потому, что большинство мужчин стали бы это отрицать. Но Кастиэль уже много лет назад понял, что отличается от большинства людей, и что попытки быть тем, кем он не является, делают его только несчастнее. Добавьте к этому тот факт, что Кастиэль поклялся никогда больше не лгать этому удивительному человеку, которого он полюбил и который полюбил его в ответ. Обиженного выражения на лице Дина, когда он услышал историю с именем, Кастиэлю оказалось достаточно, чтобы решить никогда больше ему не врать. А ведь тогда он Дина даже не любил - по крайней мере, не настолько сильно - и всё ещё ожидал от него удара в спину.

Так что да. Кастиэль был ревнивым. Даже очень. И он бесконечно завидовал каждому, кому посчастливилось коснуться Дина до него.

Дин, в свою очередь, не разрывал зрительного контакта, явно пытаясь понять, серьёзно ли Кастиэль настроен поболтать именно сейчас, будучи по самые яйца в его заднице. С другой стороны, он сам попросил передышки, и они могли бы потратить эти минуты с пользой - например, узнавая друг друга ближе, верно?

Кастиэль очень надеялся, что у Дина не было никого с тех пор, как он стал частью его жизни. Пожалуйста, пусть так и будет.

Кастиэль знал, что он по натуре собственник. Прекрасно знал. Но он научился справляться с этим приличным, здоровым образом, никогда не срываясь. Но его потребность владеть Дином единолично - абсолютно - вышла на совершенно новый уровень. Больше всего на свете он хотел принадлежать Дину до конца своих дней, и чтобы Дин тоже был только его.

Придя к выводу, что да, Кастиэль воистину настроен серьёзно, Дин тяжело вздохнул.

– Эм... Несколько недель до встречи с тобой?.. Я, ну. Я понял, что втюрился, ещё в первую твою ночь здесь, и с тех пор на других даже не смотрел.

Кастиэль почувствовал, как волна тепла окутала всё его тело. Этот человек принадлежал ему, решил принадлежать ему с тех самых пор, как они встретились. Кастиэль одновременно хотел и нежно баюкать его в своих объятиях, и трахнуть так жёстко, чтобы всю следующую неделю ему пришлось носить Дина на руках, потому что он не сможет ходить. От этой мысли его член заинтересованно дёрнулся внутри Дина, и Кастиэль знал, что Дин это почувствовал. И ему это явно понравилось, если верить его лёгкой танцующей улыбке.

Для нежных обнимашек у них ещё найдётся время. Кастиэль будет заботиться о нём по высшему разряду всю следующую неделю.

Но сначала он решил расставить все точки над i и прояснить одну важнейшую для него деталь.

Прежде всего Кастиэль снова поцеловал своего мужчину - и потому что просто мог, и потому что соскучился по этому ощущению, и потому что хотел подтвердить, что да, ответ Дина сделал его в высшей степени счастливым. Затем он опустил на Дина самый серьёзный взгляд, на который был способен, и спросил:

– Планируешь и дальше ни на кого не смотреть?

И снова выражение на лице Дина переменилось от удивлённого до неуверенного и обратно.

– Я? Ну, да. В смысле, я не фанат свободных отношений, Кас, и если ты хотел чего-то подоб...

Заставить его замолчать, слегка качнув бёдрами назад, а затем толкнувшись вперёд в тугую, горячую, восхитительную задницу Дина, было слегка («Сильно») подло, Кас прекрасно об этом знал. Но он должен был пресечь сомнения Дина ещё до того, как они обретут форму. Фраза "свободные отношения" заставила его собственническую сторону взреветь в знак протеста, и, что ж, потребовалась мгновенная, решительная демонстрация того, что Дин теперь принадлежит ему и никому больше.

Стон, сорвавшийся с великолепных губ Дина, и изгиб длинной изящной шеи, открывшийся, когда он запрокинул голову, ясно дали Касу понять, что Дин возражать не собирается.

Он с готовностью прижался губами к этой шее в лёгком поцелуе, а затем провёл по ней кончиком языка - просто потому, что мог, и потому что успел уже пристраститься ко вкусу кожи своего любимого. Своего любимого. Его зубы тоже жаждали присоединиться к вечеринке, и Кас им позволил, прикусив горячую кожу, отданную в его полное распоряжение - сначала легко, едва ощутимо, а затем с явным намерением оставить на ней свой след. И Кастиэль знал, что завтра, когда Бобби хмуро и вопросительно посмотрит на него, ему будет дико стыдно. Но сегодняшнему Кастиэлю было на это начхать. К тому же, работая в автомастерской, Кастиэль замечал, как некоторые клиенты - да и пара механиков тоже - смотрят на Дина. Поэтому что-то подсказывало: за исключением встречи с отцом Дина, которую он решительно не хотел приближать, завтрашний Кастиэль будет доволен и горд. Особенно увидев разочарование на лицах людей, которые поймут, что Дин теперь официально занят.

Кастиэлю их было совсем не жаль.

– Ты меня неправильно понял, любимый, – мурлыкал он между поцелуями и короткими укусами, одновременно задав движениям бёдер медленный ритм, позволяющий в полной мере насладиться жаром и теснотой чужого тела. – Я не предлагал тебе открытых отношений, – стало сложнее думать и говорить, когда Дин крепче обхватил его ногами, словно хотел убедиться, что Кастиэль не только не отодвинеться, но и толкнётся глубже, и в то же время запустил пальцы в его непослушные волосы и тихо застонал, когда дыхание достаточно участилось. – Напротив, хочу удостовериться, что ты хочешь быть только моим. Как того хочу я. Как и я хочу быть только с тобой.

– Да! Да! Боже, да, твой, Кас. Только твой. Только мой.

Это были последние связные слова, которые они произнесли. И Кастиэля это полностью устраивало. Им ещё много всего нужно будет прояснить, но самое важное они обсудили, и всё, что осталось - скрепить эти обещания заключительным актом.

Поэтому Кастиэль перестал говорить, перестал даже думать и позволил себе окунуться в ощущения: невероятный жар тела Дина под собой и вокруг себя; его грудь, тяжело вздымающаяся в такт сбившемуся дыханию; пальцы, царапающие спину и оттягивающие волосы; губы и язык, целующие и ставящие свои метки на любой части Кастиэля, до которой Дину удавалось дотянуться; звуки, которые он издавал - стоны, вздохи, рычание и тихие "ох" и "ах", время от времени слетающие с его губ.

Кастиэль не мог не увеличить темп и силу своих толчков, глухие шлепки их тел друг о друга и звуки, издаваемые Дином, становились всё громче и кружили ему голову. Он не продержится долго, ему следовало мастурбировать намного чаще, но он не был уверен, что это сильно бы помогло - оказаться внутри Дина так, как сейчас, не шло в сравнение ни с чем.

Почувствовав, что его оргазм приближается и очень быстро, Кастиэль скользнул рукой между их телами и обхватил член Дина. Звук, которым его наградили в ответ, был исключительно прекрасен, - Дин, должно быть, тоже был близок к финалу.

Несколькими толчками позже Кастиэль кончил, заполнив презерватив и заглушив крик о шею Дина, и, едва сумев сделать первый нормальный вдох, он снова вернул всё внимание чужому члену - его собственный по-прежнему был внутри Дина - и спустя несколько быстрых движений кулаком Дина тоже накрыло волной оргазма, который он даже не пытался заглушить, а всё ещё чувствительный член Кастиэля смог насладиться невероятным ощущением ритмично сжимающихся вокруг него мышц.

Когда он удостоверился, что выжал Дина до последней капли, то навалился на него сверху, стараясь не сильно давить, но, честно говоря, мало об этом волнуясь в данный конкретный момент.

Они оба замерли, не шевелясь и силясь восстановить дыхание.

Наконец, минутное молчание прервал Дин, весело фыркнув:

– Поверить не могу, что кончил так быстро, учитывая, сколько я в последнее время дрочил по утрам.

– Да ладно? – Кастиэль выгнул бровь.

Лёгкий румянец Дина был просто очарователен.

– Ну, да. Я, ну. Ты тут разгуливал по квартире, ты вообще себя в зеркало видел? – Кастиэль не смог сдержать смешок. – Ой, иди ты. Ты не представляешь, что со мной делаешь, ясно? В моей одежде, весь из себя такой милый, особенно когда заполняешь это треклятое расписание. Завоевал сердца коллег, одного за другим, очаровал моего папу, короче, тяжело мне было, понятно? Я влюблялся всё сильнее и сильнее и постоянно был на взводе. И мне...

– Тебе..?

– Я должен был найти способ не сказать и не сделать ничего такого, из-за чего ты мог бы подумать, будто секс со мной - это цена, которую придётся заплатить за жизнь здесь. Я бы себе не простил, сотвори я что-то подобное.

– Ни разу, – Кастиэль обхватил лицо Дина ладонями и наклонился, чтобы заглянуть ему в глаза, но Дин всё равно упрямо отводил взгляд. – Дин, посмотри на меня. Ни разу за всё время нашего знакомства ты не заставил меня так подумать.

– Ты уверен?

– Да, родной, я уверен.

Облегчённая улыбка расплылась на лице Дина неспешно, как восходит солнце. Он был таким красивым. Чем же Кастиэль его заслужил?

Затем его лицо сделалось серьёзным, как и каждый раз, когда Дин собирался спросить о чём-то для него важном, но не был уверен, стоит ли это озвучивать.

– Так... у нас всё как-то задом наперёд получилось. Сначала съехались, потом сошлись. И я прекрасно пойму, если ты захочешь всё-таки какой-то независимости и решишь съехать, но, эм. Ты мог бы остаться? Здесь. Понимаешь? Просто вместо друзей-соседей мы будем парой, которая живёт вместе. Конечно, если ты не думаешь, что это слишком быс...

Кастиэлю пришлось заткнуть своего несвязно бормочущего парня поцелуем, пока он не довёл себя до приступа паники. На пустом месте.

– Конечно, я останусь, Дин. Я бы разметал всю армию ситхов голыми руками, если бы это было условием будущего с тобой.

Улыбка Дина ослепляла.

– Я знал, что показать тебе "Звёздные войны" было замечательной идеей.

Chapter Text

– Будешь попкорн, Джимми?

Последовавший шлепок по заднице он предвидел, а вот не очень-то нежный укус за мочку уха - нет. И эти руки, собственнически обвившиеся вокруг его талии, чтобы прижать к твёрдой (теперь благодаря мускулам, а не костям) груди, жутко мешали сосредоточиться на словах, которые шептали ему на ухо.

– Что я говорил об этой твоей маленькой игре в имена, любовь моя?

– Что тебе она не нравится.

– Очень не нравится.

– Но это же смешно, разве нет?

– Ты мой, Дин. Мой. Моя любовь. Мой мир. И я не позволю тебе шутить о том, что ты в отношениях с кем-то другим, даже если этот кто-то - другая версия меня.

Очевидно, что Дин больше не был главным драконом в их королевстве; Кас - гораздо более страстный опекун своих сокровищ. Познав, что значит не иметь буквально ничего, он яростно защищал то, что у него теперь было. Он не складировал дома всё подряд, как раньше делал Дин, вовсе нет - вещей как таковых у него по-прежнему было немного, но за всё, что имел, он готов был рушить горы и проливать кровь.

И не было для него сокровища ценнее, чем Дин. Дин даже успел позабыть, что значит быть "большой ложкой".

– Повтори, Дин.

– Я твой, Кас.

– Моя умница.

Поцелуй был такой же собственнический, как и всегда: левой рукой Кас прижимал его к себе за талию, а правой держал Дина за шею, чтобы ему не приходилось сильно напрягаться. Лёгкий укус за нижнюю губу - отчётливая и знакомая просьба: откройся мне, любовь моя, позволь добраться до того, что принадлежит мне. Дин так и сделал. Не существовало такой вселенной, где Дин не позволил бы Касу всё, что его душе угодно.

Язык Каса неторопливо, но настойчиво скользил во рту Дина, исследуя его, будто в первый раз, лелея и закрепляя за собой исключительное право. Хотя веки Дина были опущены, он знал, что Кас держит глаза открытыми.

«Я всё ещё не могу поверить, что волен целовать тебя, когда захочу, любовь моя. Мне нужно это видеть», – всегда повторял Кас, заставляя сердце Дина пропустить удар или десяток ударов, да, какая разница.

И, разумеется: стоило Дину открыть глаза, как он тут же встретился с ясным сапфировым взглядом.

– А теперь, будь добр, поторопись с попкорном. Кастиэлю не терпится перекусить, уютно устроившись на диване со своим парнем.

С этими словами - и очередным шлепком, который абсолютно не заставил пальцы на ногах Дина поджаться в немом предвкушении того, каким властным Кас будет сегодня вечером в постели - он ушёл из кухни, оставив Дина наедине с улыбкой, которую тот не смог бы стереть с лица ни за какие деньги мира.

В такие моменты, как этот, Дин всегда поражался, чем обернулось для него спонтанное решение сделать пожертвование. Как кардинально оно изменило его жизнь. Как, в подтверждение той судьбоносной статьи, избавление от старого открыло дорогу новому и обогатило его, позволив полностью раскрыть свой потенциал. Теперь он обрёл то единственное, чего никогда не имел - мужчину, который любил его и которого он безоговорочно любил в ответ.

Замечательный, светлый, добрый, сильный мужчина, который быстро нашёл дорогу к сердцу каждого важного Дину человека. Его отец был сражён наповал уже на второй день после прихода Каса в автомастерскую, но Дин, честно говоря, сильнее переживал о реакции своей мамы, брата и названных сестёр.

Как оказалось, беспокоился он зря.

Его мама с тех пор все выходные тратила, обучая Каса семейным рецептам, чтобы «Дин не сильно ныл, когда захочет что-то из этих блюд, но не сможет ко мне заскочить». И Дин, и Кас прекрасно понимали, что это был всего лишь предлог. Она использовала обучение Каса кулинарии в качестве стратегии сближения, так же, как она делала с Дином, когда их с Сэмом только усыновили. Не раз Дин видел практически рыдающую от очередного рассказа Каса маму, пока они с папой потягивали пиво в гостиной: Эллен всегда была доброй мамой-медведицей, никогда не злоупотребляла положением и не лишала их свободы воли, но ей всё сильнее хотелось рвать глотки каждому, кто хотя бы криво смотрел в сторону Каса. Никто больше не осмеливался сказать ему что-либо даже отдалённо недоброе, даже в шутку, если не хотел себе новую дырку в теле. Дину это нравилось. Он не мог до конца поверить своему счастью: родители, стоявшие за них с Сэмом и Джо горой с тех пор, как Дину исполнилось десять, теперь защищали и Каса.

Сестру Дина, к его удивлению, оказалось труднее всего сломить. Она никогда не была откровенно недоброй или грубой с Касом, но ей потребовались долгие недели, чтобы хотя бы на градус к нему потеплеть. Она провела это время, буквально допрашивая Каса и пытаясь подловить его на лжи, и все видели, как она ястребом следила за каждым его движением, стоило им оказаться в одной комнате. В итоге они сблизились из–за игры в бильярд и дартс: Кас однажды обмолвился, что никогда не играл ни в то, ни в другое, потому что его "друзья" - да, прямо с воздушными кавычками и сопутствующим закатыванием глаз - никогда не считали это занятие достойным их драгоценного времени, но он сам, лично, хотел бы научиться. Когда Джо спросила, не против ли он будет учиться у девушки, и Кас ответил: «Конечно, нет. Тем более если это будешь ты. Дин не перестаёт ныть о том, как ему однажды месяц пришлось мыть твою машину из-за проигрыша в бильярд», – все поняли, что его "испытательный срок" подошёл к концу. И если Эллен была теперь мамой-медведицей Каса, то Джо была тем зверем, который без оглядки кидался на любого, кто дыхнёт немило в сторону её "третьего брата".

Сэмми и Кас поладили, как нехер делать. И Дин всегда знал, что так и будет, дай Сэмми ему один только шанс проявить себя. Они оба были просто невероятными заучками, их прочно связала взаимная любовь к истории и всему зелёному, и Джесс с Дином иногда приходилось одёргивать себя, чтобы не дразнить Сэмми за то, что раньше он считал Каса воплощением зла, а теперь чуть ли не целоваться к нему лез.

Джесс всегда подходила ко всему в жизни с лёгкой душой и открытым сердцем, так что никто не удивился распростёртым объятиям в первую же их с Касом встречу. С тех пор Дин раз или два ловил себя на том, что дуется, когда она ходит за покупками с Касом, а не с ним, как раньше. Он понимал, что им необходимо проводить время вместе, чтобы получше узнать друг друга. Но разве они не могли бы, например, выпить вместе кофе? Ну или чай, учитывая их общую страсть к этому отвратительному напитку. Почему именно шоппинг?! Дин был идеальным партнером для похода за обновками: объективным, но всегда вежливым. Ну ничего, попросит она ещё помочь выбрать туфли...

Несмотря на то, что Джесс стала практически предательницей, он всё равно купил ей на день рождения браслет из белого золота с подвеской, изображающей две крохотные фигурки, мальчика и девочку, держащихся за руки. Она заплакала, когда Дин объяснил, что это олицетворяет не её и Сэмми, а её и Дина. «В смысле, брат и сестра могут держаться за руки, верно?».

Что касается Чарли, то Дин не ревновал к ней Каса до бешенства исключительно потому, что они оба были радужнее Берта и Эрни. Они сошлись... ну, во всём, начиная, конечно, с их любви к литературе. Она в мгновение ока затащила его в строй ролевиков, и Дин таки увидел Каса в розовом платье принцессы, которое сам же ему выбрал. Его энтузиазм в процессе подбора выдал его с потрохами, так что Дину пришлось признаться в своих грязных мыслишках Касу, что плавно перетекло в очень интересную ночь, когда Кас, так и не сняв пышных юбок, по-королевски отодрал его сзади.

Однако в обмен на то, чтобы сыграть роль сестры-принцессы Чарли, Кас попросил её научить его вязать. И получил за это одну из самых широких улыбок, которые Дин когда-либо видел на лице Чарли, а таким мало кто мог похвастаться. «Слышал? – пропищала она, ткнув Дина в плечо кулаком. – Я же говорила, что эти курсы когда-нибудь пригодятся!». Он только улыбнулся и кивнул в ответ, но его мозг ухватился за возможность вставить довольное: «Она и понятия не имеет, насколько это правда».

Их вечера за иголками и спицами плавно перетекли в ликбез по сериалам. («В смысле ты не слышал про "Светлячка"? Да это же преступление перед короной, я такого не потерплю!».). Фильмы она любезно оставила Дину, потому что "чувак же слаще сахара, устраивай ему такие же слащавые за-киношные свидания, он будет только рад".

А ещё они превратили задний двор Дина в огород. Дин сразу же согласился на это предложение, потому что, ну, ему ещё предстоит научиться говорить "нет" своему парню. Но также и потому, что идея соорудить с Касом нечто, принадлежащее только им двоим, была слишком заманчивой, чтобы устоять. Однако он не учёл, что выращенные ими овощи однажды придётся съесть. Так что Дин Михаил Винчестер-Сингер теперь регулярно ел овощи. В обмен на что его довольный, благодарный парень с очень длинным и весьма талантливым языком парой часов позже ел его самого.

Не стоит тогда и говорить, что каждый раз, как они приносили что-то с огорода Сэму с Джесс, и Кас упоминал, что Дин даже что-то из этого ел дома, Сэмми влюблялся в Каса самую капельку сильнее, притом настолько очевидно, что Джесс и Дин срывались и подшучивали над ним весь оставшийся день, припоминая, как сильно он ненавидел Каса в самом начале.

«Я не ненавидел его, я волновался!».

Его мама, с другой стороны, так гордилась их успехами, что нашла вагон и маленькую тележку рецептов, которые ей не терпелось попробовать с Касом, и Дин так рад был видеть их обоих счастливыми, что его даже не нужно было соблазнять риммингом на сон грядущий, чтобы он послушно съел их овощные творения.

Так что будущее Дина, которое уже стало его настоящим, не потеряло ничего от жертвы одеялом в приют для бездомных. Напротив, оно преисполнилось - любовью и счастьем.

Дин Михаил Винчестер-Сингер теперь был самым счастливым человеком на планете.

Он всё ещё улыбался - так широко, что щёки заболели - когда вернулся в гостиную и окинул взглядом раскинувшуюся перед ним картину.

Кас - его лучший друг, его парень, любовь всей его жизни - лежал на диване, под одеялом, в которое он всегда заворачивался перед телевизором; это было новое одеяло, сшитое и связанное Дином. На нём красовалась собачья морда, точно такая же уродливая, как и на том, другом одеяле, но на этот раз Дин вышил под ней «Добро пожаловать домой».

Кас прослезился, когда Дин вручил одеяло ему, и с того дня не скрывал, что эта вещь автоматически стала вторым по ценности имуществом в его сокровищнице, сразу после Дина.

Третьим оставалось старое одеяло; то, что помогло им встретиться, и которое они теперь оба хранили по сентиментальным причинам.

Они твёрдо придерживались правила не хранить то, чем не пользуются и жертвовали - в том числе своё время, поскольку теперь оба по вечерам работали волонтёрами, раздавая бездомным еду, напитки, а так же те овощи с огорода, который не успевала потреблять даже вся внушительных размеров семья Винчестер-Сингеров.

Но каждое правило нуждается в исключении, верно?

В жизни Каса и Дина этим исключением стало уродливое одеяло, которое теперь лежало на кресле в углу их спальни, как постоянное напоминание о том, как им повезло найти друг друга, и о той заботе, преданности, доверии и усилиях, которых любовь, подобная их, требовала взамен.