Chapter Text
Иван постучал и зашёл в дверь полковника Семёнова.
– Вызывали?
– Да, Иванов. Проходи.
Кабинет полковника ничем не отличался от сотен других кабинетов важных людей в этой стране: длинный стол с десятком стульев по сторонам, во главе – письменный стол, заваленный бумагами, у него – мягкое кожаное кресло. На стене – советский флаг и портрет Хрущева.
Сам полковник Семёнов сидел за столом для переговоров, прямо напротив входа. Это было необычно: полковник редко вылезал из своего кресла. К тому же, командир нервно поправлял галстук парадной формы. Иван повернул голову в сторону стола полковника и увидел, что в кресле вальяжно развалился исполинских размеров мужчина средних лет. Его лицо было испещрено шрамами, а на губах красовалась угрожающего вида ухмылка. Судя по погонам, он тоже был полковником. Пусть с Семёновым они и были равны по рангу, командир Ивана явно занимал в их негласной иерархию позицию ниже коллеги.
– Иван, я очень доволен тем, как ты справился с миссией в Берлине. Если бы не ты, тот обмен бы не состоялся, – полковник Семёнов коротко выдохнул, затем шумно втянул носом воздух. – Поэтому как только я узнал, что полковник Волгин разыскивает человека для своего особого отряда специального назначения, я имел смелость рекомендовать тебя.
Исполин в кресле потянулся и ухмыльнулся ещё шире. Иван лгал бы, если бы сказал, что это лицо его не пугало.
– Рад стараться, товарищ полковник! – Иван на пару секунд вытянулся в струнку и резко поднёс руку к виску, отдавая честь. – Я могу узнать, что это за отряд?
Полковник Волгин навалился на стол и произнёс:
– Личный отряд одного из моих капитанов. Занимается, чем прикажут: от слежки до устранений.
Гигант поднялся на ноги и двинулся в сторону Ивана.
– Я прочитал твоё досье, лейтенант. Краповый берет с первой попытки, десяток сложнейших спецопераций, включая личный успех в Берлине, знание английского и немецкого, – Волгин прошёл перед Иваном и сел на стол, закрывая собой Семёнова и заставляя того неловко выглядывать из-за широкой спины гиганта. – Иванов Иван… Николаевич, правильно?
– Всё верно, товарищ полковник, – несмотря на угрозу в языке тела собеседника, Иван не собирался робеть перед старшим по званию, тем более не из командного состава его воинской части.
– А почему Николаевич? – Волгин усмехнулся одними губами.
– Это вы у моего деда спросите, – не задумываясь ответил Иван. – Я-то тут при чем?
– О, вижу, у тебя есть не только талант, но ещё и яйца! – полковник ухмыльнулся. – Подходит, беру, – кинул он коллеге через плечо, развернулся назад к Ивану. – Собирай манатки: завтра утром мы выезжаем в Целиоярск.
– Я ещё ни на что не соглашался, – Иван скептически поднял бровь.
– Да кто тебя спрашивает! – хохотнул гость. – Это секретный отряд, о нём людям твоего звания и знать не положено. Выбирай: ты завтра отправляешься со мной в Целиноярск или сегодня же в мешке в морг.
В этот момент Ивана и настигло осознание того, в какую ловушку он только что попал. Хотя, наверное, клетка захлопнулась ещё в ту секунду, когда он вошёл в кабинет.
– Есть собирать манатки, – со вздохом сообщил парень.
– Ну, я так и сказал, – снова усмехнулся гигант. – Выезд в четыре. Не опаздывай! – Волгин подмигнул новому рекруту и двинулся к выходу. – Полковник, хорошего дня, – сказал он Семёнову, сияя очередной довольной ухмылкой, и покинул кабинет.
Иван так и остался ошарашено стоять перед командиром. Бывшим командиром, с этой секунды. Семёнов тихо кашлянул, привлекая к себе внимание.
– Прости меня, Ванюша. Командование не оставило мне выбора.
– Представляю, – мрачно ответил Иван.
Он чувствовал, что должен проститься с командиром, сказать что-то в последнюю минуту, но не мог найти слов. Поэтому лишь взглянул в глаза полковника, нашёл в них искры настоящей, почти отеческой жалости, развернулся и молча вышел.
Chapter Text
Иван останавливается у зеркала в административном корпусе воинской части Целиноярска. С дороги выглядит он неважно: белки зелёных глаз покрылись сеткой капилляров от слез в подушку, недосыпа и перелёта. В волосах не прибавилось седых волос только потому, что на службе Иван брился настолько коротко, насколько можно, чтобы скрыть мелкие темно-русые кудри. От долгого сидения пристегнутым в кресле тело парня ломило так, как будто у него температура. Даже идеально выглаженная парадная форма не красит, а скорее подчеркивает общую отчаянность ситуации. Тем более, что её чем дальше, тем больше мнут лямки тяжелого рюкзака со всеми его довольно скромными пожитками.
Наверное, если бы он летел гражданской авиацией с двумя пересадками, смотрелся бы лучше, чем после одного перелёта с Волгиным. Примерно через час полёта Евгений Борисович заскучал и потребовал пилота уступить ему место за штурвалом. Пилот не очень хотел, но полковник начал размахивать перед его лицом кулаками, почему-то зажимая патроны между пальцами. Ивана такое эксцентричное поведение не сильно напугало, а вот пилот при виде патронов сразу же покинул кресло. Пилот Волгин моментально превратил спокойный семичасовой перелёт в пятичасовую безумную гонку с резкими сменами эшелона под крики диспетчеров. Посадка на полосу в Целиноярске и вовсе могла бы вызвать у менее подготовленного пассажира сердечный приступ: Евгений Борисович начал снижаться только после того, как пилот после получаса уговоров начал хныкать и тихо молиться. В результате самолёт ушёл в довольно крутое пике, выровнявшись только перед полосой. Зато полковник был счастлив: уши у пассажиров закладывало то от перепада давления, то от громкого смеха Волгина.
В зеркале Иван видит приближение полковника заранее, поэтому не пугается, когда гигантская рука с силой опускается ему на плечо.
– Идём знакомить тебя с командиром!
Они проходят до конца коридора на первом этаже. Евгений не задерживается перед закрытой дверью: без стука исполин тянет ручку на себя и с порога кричит:
– Капитан, принимай замену!
Иван чуть опускает голову, и под рукой у Волгина замечает сидящего за столом капитана. Чёрная форма, краповый берет, бледная кожа. Руки в красных кожаных перчатках держат карандаш. В серых глазах выражение тотальной скуки постепенно сменяется неподдельным интересом. Очевидно, Волгин прервал парня посреди написания очередного крайне важного отчета.
Полковник входит в кабинет, Иван следует за ним, закрывает за собой дверь, вытягивается по стойке смирно, отдает честь.
– Лейтенант Иванов, Иван Николаевич. Прибыл из Лейпцига для вступления в Ваш отряд!
– Вольно, – расслабленно произносит командир, переводя взгляд с Ивана на Евгения Борисовича. – Спасибо, товарищ полковник. В грядущих операциях нам абсолютно необходим такой боец, – капитан поднимается с кресла, обходит стол, метко бросая карандаш в стакан, приближается к вошедшим. – Отлично отработал на обмене пленными. Но операция в Мюнхене – моя любимая, – он тепло улыбается и подмигивает. – Я тоже читал твой файл.
Иван с трудом сохраняет видимость спокойствия на лице. О Мюнхене не знал даже Семёнов: тогда руководство ГРУ отправило его на задание в тайне от начальника части, лейтенанту пришлось оформить командировку как отпуск.
Волгин громко усмехается:
– Пожалуй, я вас оставлю. Капитан Оцелот, успей до вечера познакомить его с отрядом и начать тренировки. Первый отчёт мне нужен через неделю, – после этих слов полковник покидает кабинет, к заметному облегчению оставшихся.
Иван смотрит на капитана. Тот выше него, выглядит крайне молодо – не старше двадцати. Пожалуй, это самый юный офицер, которого он видел. Несмотря на молодость, у паренька точеные скулы и острый, проницательный взгляд. Однако при словах об отчёте в глазах появляется грусть, приправленная раздражением. Иван это чувство прекрасно понимает.
В повисшей тишине новичок цепляется за слова Волгина и спрашивает:
– Капитан… Оцелот?
Парень на секунду зажмуривается, встряхивает головой. Затем делает шаг назад, опирается о стол.
– Мы секретный отряд, наши операции должны оставаться в тени. Поэтому вместо настоящих имён мы используем позывные. Зови меня Оцелот.
Парень прикладывает к груди левую ладонь к красной перчатке, слегка наклоняется вперёд с полуулыбкой. Довольно драматично.
Через секунду улыбка из глаз капитана исчезает. Иван понимает: в том, что прозвучит дальше, не будет и доли иронии.
– Пару недель назад на задании в Китае погиб один из наших. Тебя полковник Волгин привёл ему на замену. На обсуждении твоего позывного полковник настоял, чтобы кодовые имена в составе отряда не менялись. Поэтому ты наследуешь его позывной. Добро пожаловать в отряд Оцелота, Гепард.
Погиб… Это случается. Иван пока слишком мало служил в ГРУ и не успел потерять кого-либо из своих друзей в бою. Но, видимо, они потеряли его около суток назад. А здесь… если Гепард и правда был хорош, ему придётся постараться, чтобы заслужить этот позывной, сколь бы смешно он ни звучал.
– Так точно, товарищ капитан Оцелот, – со всей серьезностью произносит парень.
Товарищ капитан морщится.
– Без звания, просто Оцелот. В отряде есть ребята разных рангов. Не хочу подчеркивать различия между нами постоянным напоминанием об этом. Пойдём к ним, – командир перегибается через стол, чтобы выудить из ящика ключ от кабинета.
– Как скажете.
Оцелот выпрямляется, держа связку ключей в правой руке. Разворачивается.
– И на «ты». Ко мне и к остальным ребятам в команде. К черту «выканье».
– Как скажешь.
Оцелот слегка улыбается и направляется в угол кабинета. Иван только сейчас замечает, что там запасной выход. Пока капитан возится с замком, у новичка появляется минутка осмотреть кабинет.
Пожалуй, единственное общее, что есть у кабинета Оцелота с кабинетом Семёнова, это стол, ломящийся от бумаг. В Лейпциге у офицеров были просторные кабинеты с большими окнами и мягкими креслами. По их меркам Оцелот ютится к кладовке, куда уборщицы складывают швабры: крошечное помещение с миниатюрными окнами под самым потолком. Комната освещена в основном настольной лампой в грязно-зелёном абажуре. У стола – крепкое, но старое креслице с плоским сиденьем и деревянными ручками. А ещё в кабинете нет ни одного флага или портрета. Голые стены, без каких-либо украшательств.
Через вторую дверь ребята выходят на залитое южным солнцем крыльцо. Время приближается к полудню: скоро в парадной форме станет слишком жарко. Оцелот ведет Ивана в сторону двухэтажного барака на краю базы.
– Здесь мы живем и тренируемся. Комнаты в левом крыле. Тренировочные залы – в правом, – рассказывает Оцелот, показывая рукой на разные части обшарпанного здания. – Сейчас ребята в зале для совещаний на втором этаже. Нам наверх и налево.
Парни поднимаются на крыльцо, Оцелот распахивает дверь перед Иваном, пропуская вперёд. В здании их встречает типичная обстановка государственного заведения на южном отшибе советской цивилизации: противного желтого цвета обои, распахнутые в ожидании жары окна, потрескавшаяся штукатурка на потолке, протертый, но чистый линолеум на полу. Скрипучая лестница наверх.
Голоса из зала для совещаний Иван слышит ещё на лестнице. Мужские и женские, они что-то оживленно обсуждают. Кто-то смеется, затем женский голос взвизгивает. «Весело им там», думается Ивану.
Оцелот приближается к двери кабинета, тянет ручку на себя. Разговоры в зале затихают. Заглядывая в кабинет, Иван ожидает увидеть солдат, вытянувшихся по стойке смирно. Однако появление капитана обстановку почти не изменило: ребята сидят, кто-то говорит «привет», кто-то машет входящим рукой. Особенно живописную картину представляет белобрысый парень в углу: он даже не потрудился скинуть ноги со стула, стоящего перед ним.
Оцелот первым заходит в комнату, неловко улыбается, машет рукой, прокашливается. Меряет взглядом белобрысого в углу, кашляет ещё громче. Тот вздыхает и медленно опускает ноги в берцах на пол. Теперь всё внимание отряда сосредоточено на командире.
Иван думает, что нет смысла стоять в дверях. Он входит и встает рядом с Оцелотом. Перед ним столь же типичный советский кабинет для совещаний: противного цвета обои, потолок в трещинах, разве что окна закрыты. Доска на ножках, мел, указка. Десять стульев. Кроме них с Оцелотом восемь человек: четверо женщин и мужчин. Все в берцах, черных штанах с армейскими поясами, тельняшках и краповых беретах. Даже девушки. При условии, что секретно устраивать испытания на ношение крапового берета в ГРУ придумали всего три года назад в качестве эксперимента, сейчас в комнате находится, пожалуй, больше половины всех носителей этого трофея в СССР.
Капитан замечает, что новобранец встаёт рядом с ним, одобрительно кивает и начинает свою речь:
– Привет, ребята. Я говорил вам, что мы нашли пополнение в наш отряд. Я знаю: вы были не рады, что Волгин не дал нам заменить позывной нового агента. Я поговорил с полковником ещё раз – было бесполезно. Кто хочет испытать судьбу, может тоже к нему сходить…
В зале раздаются нервные смешки. Видимо, полковника тут не любят и немного побаиваются. Иван не может их в этом винить.
– Поэтому знакомьтесь: Гепард. Специализируется на доставке и охране грузов и людей. Из оружия предпочитает пистолет. Служил в Москве, потом отправили в Германию, – Оцелот поворачивается к Ивану, машет рукой в сторону аудитории. – Может, хочешь ребятам ещё что-то рассказать?
– Честно говоря, не знаю… – тушуется парень. – Может, позднее, когда получше познакомимся.
Он видит в зале несколько неловких улыбок: у по-мужски стриженной светловолосой крепко сбитой девушки, русоволосой женщины лет тридцати и высокого крепкого парня кавказской внешности.
– Сервал!
– Я! – откликается один из мужчин: от остальных его отличает модная на западе и запрещённая в советской армии длинная прическа маллет.
– За Гепарда отвечаешь ты. Познакомь его со всеми, покажи комнату. Экскурсию по базе проведи, в конце концов. К тренировкам присоединится завтра, когда отоспится. А то он сюда с Волгиным летел, сами понимаете, – парень закатывает глаза и театрально разводит руками. Все хихикают.
Оцелот разворачивается к Ивану, машет в его сторону руками, пальцы на которых сложены «пистолетами», улыбается, а затем выходит. Наверное, идет дописывать свой скучный отчёт для Волгина.
Стоит Оцелоту скрыться из виду, как к Ивану подскакивает Сервал. Он немного выше новичка, с яркими зелёными глазами, пухлыми губами, загорелым лицом и неуёмной энергией. Сначала он уламывает парня снять тяжелённый рюкзак и кинуть в угол («Никуда не убежит, в этом доме чужих не бывает»), а затем принимается рассказывать, кто чем замечателен в отряде. Знакомство с восемью новыми сослуживцами сразу – это настоящий водопад информации, но Иван не был бы столь успешным шпионом, если бы не мог разобраться в таком потоке и разложить всё в голове по полочкам.
Улыбавшаяся ему ранее коренастая зеленоглазая пацанка – Онцилла. Очень крепкое рукопожатие, учитывая, что это девушка. Может драться, любит драться. Хотя по широкой доверчивой улыбке не скажешь. А вот гитара рядом с её местом говорит сама за себя.
Дама постарше, ростом чуть ниже Ивана, с русыми волосами до плеч, голубыми глазами и изысканными тонкими чертами лица – Пантера. Всему отряду она скорее как мама или добрая тётя. Даже во время традиционного рукопожатия умудряется сунуть Ивану в руку конфетку. Снайпер, сражалась ещё на полях Великой Отечественной.
– Я бы ни за что не подумал… – растерянно произносит Иван.
В ответ Пантера лишь смеётся. Но в глазах мелькает легкая грустинка.
Позывной кавказца – Каракал. Он чуть выше Ивана, примерно как Сервал. Когда он не улыбается, кажется, что он и вовсе не умеет этого делать. Но когда они жмут руки, лицо Каракала озаряется широкой улыбкой. Насколько Иван понял, в отряде этот мужчина – второй после Оцелота. Он помогает планировать операции, тренировать ребят. Это он настаивал на смене позывного.
– Гепард был мне хорошим другом. Хотелось сохранить позывной за ним… – на этих словах улыбка сползает с его лица, мужчина снова становится крайне серьёзен. Но через секунду трясёт головой. – Но ничего страшного. Думаю, мы сработаемся, – улыбка возвращается на суровое лицо.
Сразу за Каракалом лезет знакомиться белобрысый любитель закидывать ноги на стул – Манул. Настолько торопится, что отпихивает локтем темноволосую девушку, стоящую рядом с Каракалом. Манул низкий, коренастый, как Онцилла. Глаза у него светло-голубые, кожа крайне бледная, несмотря на жизнь в тропиках. В целом производит впечатление бесцветности. Судя по легкому акценту, он из Прибалтики.
– Я из тех, благодаря кому наш отряд такой успешный… – начинает Манул рассказ о себе, и темноволосая девушка почти виснет на Каракале в попытке задержать его на расстоянии, с которого тот до Манула не дотянется.
В диалог встревает Сервал. Он поясняет, что Манул отлично справляется с различными боевыми задачами: хорош и в стрельбе, и в ближнем бою. Он недавно появился в команде, но то, что успех прошлой операции превзошёл все ожидания руководства, – во многом заслуга Манула. В этот момент подруга Каракала снова почти виснет на нём, но мужчине удается удержать себя в руках. Онцилла и Пантера оттесняют Манула и приглашают знакомиться темноволосую подругу Каракала.
Её зовут Пума. На девушку сложно не смотреть: высокая, почти как её товарищ, грациозная, с копной темных вьющихся волос, серыми улыбчивыми глазами. Она специалист по связи и электронике: не только поддерживает соединение между рациями всех агентов на задании, но и может перехватить чужой сигнал, взломать, пожалуй, любое устройство и разобрать по составным частям.
– Ну, и вмазать тоже могу!
– В это я верю.
Со стула в паре шагов поднимется ещё один парень. Он возвышается над всем отрядом: наверное, его рост близок к двум метрам. При этом он крайне худой и жилистый. Волосы у него темные, отпущены чуть длиннее, чем дозволительно уставом. Серые глаза всегда словно слегка улыбаются. Смуглый, нескладный, неловкий – полная противоположность Манула. Протягивает руку, произносит кодовое имя – Ирбис. Остальное о нем рассказывает уже Сервал. Ирбис – специалист по холодному оружию. Хорош, когда нужно проникнуть куда-то скрытно и убить охраняемую цель. Из оружия предпочитает японскую катану. Иван представляет, как Ирбис срубает голову какому-нибудь американскому генералу, и его чуть не передергивает.
Ирбис аккуратно выталкивает перед собой последнего представителя отряда – Рысь. В ней тоже несложно угадать мастера скрытого проникновения: маленькая, тихая, незаметная. Блеклые русые волосы, тихий голос, тонкие руки и ноги. Даже странно видеть на этом щуплом создании краповый берет. Но что-то подсказывает Ивану: у Рыси много своих секретов, которые она не готова рассказывать каждому.
Ребята начинают обсуждать прошлые миссии, уже слышны смешки Онциллы, а Иван поворачивает голову к Сервалу.
– О себе ты ничего не сказал.
Парень неловко переминается с ноги на ногу.
– Да что обо мне сказать? Я там, где нужен: могу помогать составлять план, могу ползти на брюхе по амазонской грязюке, могу стрелять или быть наводчиком у Пантеры. Могу держать провода Пуме. Я везде понемногу…
– А без него никак, – произносит Каракал.
Сервал опускает голову и расплывается в благодарной улыбке.
Со стороны администрации через закрытые окна доносится сигнал обеда.
– Идём! – прерывает неловкое молчание Каракал. – Покажем тебе, за каким столом обедают лучшие люди Оцелота. Да оставь ты рюкзак, никто его тут не тронет!
Chapter Text
В 6 утра за окном каждый день начинает играть гимн СССР. Иван не знает, кто именно решил, что эта музыка представляет из себя лучший будильник, но этот человек был не прав. За неделю «Союз нерушимый республик свободных» уже набил оскомину. Но подъем есть подъем.
Его комната небольшая. Помещается кровать, тумбочка, столик, стульчик и раковина. Иван умывается, натягивает на себя форму отряда Оцелота. Обязательно завершает образ краповым беретом. Смотрится в зеркало над раковиной. Новая форма парню чертовски идёт – он и сам готов это признать.
В коридоре второго этажа уже стоит Сервал. Как всегда, свеж и весел. За светским разговором о чирикающих рано поутру птицах и храпе Каракала они спускаются вниз и выходят на крыльцо. Остальные уже здесь, поэтому Каракал, считающийся в отсутствие Оцелота главным в отряде, приказывает ребятам построиться, после чего они в две шеренги маршируют в столовую. Это у себя в корпусе они могут вести себя как душе угодно. При остальной части нужно соблюдать видимость дисциплины.
Стол отряда Оцелота в самом дальнем углу. Это удобно: так они могут обсуждать за обедом что угодно, не боясь посторонних ушей. Сегодня тему задаёт Пантера, интересуясь, почему Оцелота уже третий день не видно в столовой. Пустой стул с одного края стола зияет в их углу как дырка от пули.
– Я его вчера вечером видела на входе в кабинет, – краснеет Онцилла.
– Я знаю, что он на базе, – парирует Пантера. – Ему нужно нормально питаться! Растущий организм, тяжелые физические и умственные нагрузки…
– Простите, что опоздал!, – Оцелот (лёгок на помине) подбегает к столу и плюхается на последнее свободное место. – Чем сегодня кормят?
– Манка без комочков… – расстроенно произносит Манул. Неясно, что его так печалит: что это манка или что в ней нет комочков.
– Наконец-то ты пришёл! – радуется Пантера и пододвигает к капитану тарелку с яблочным вареньем. – Ешь, а то совсем исхудал с этими Волгинскими отчетами…
– А я только что всё закончил! – радостно сообщает Оцелот. – И мне не терпится как следует размяться, – парень поворачивается к Каракалу. – Что сегодня в программе тренировок?
– Спарринги, – ухмыляясь, отвечает кавказец.
Иван уже успел усвоить, что в рукопашном бою с Каракалом почти невозможно победить. Пару раз он видел, как Онцилла клала того на лопатки, но когда он сам попадает с ним в спарринг, такое кажется чем-то близким к фантастике.
– Предлагаю турнир! – радостно произносит Оцелот. – Победитель выбирает, что включат по радио в следующий подъем.
Иван чуть не давится кашей. Пару раз он слышал от ребят, что капитан умеет читать мысли, но в каждой шутке есть доля шутки. Так точно попасть в настроение – это надо уметь.
Судя по взволнованным взглядам за столом, перспектива интересна всем. Только Пантера осторожно спрашивает:
– Это точно можно устроить? После такой «диверсии» нас не отправят охранять тундру?
– Не волнуйся: полковник Волгин сегодня с вечера берет майора Райкова, и они куда-то отчаливают на пару дней. Остальному командному составу насрать, что с утра по радио играет, – настроение Оцелота не портит даже осуждающий взгляд Пантеры как реакция на слово «насрать». – Так что денёк свободы у нас есть.
Остаток завтрака проходит в рассуждениях о лучшей музыке для подъема. В конце отряд опять строится в две колонны (теперь под команды Оцелота) и марширует назад к корпусу.
Зал для спарринга – на первом этаже правого крыла. Ребята вбегают в помещение, раскладывают маты.
Оцелот скидывает китель и остаётся в такой же тельняшке, что и остальные. Перчатки, однако, не снимает. «Интересно, спит он тоже в них?» – задается вопросом Иван.
Сначала разминка, затем – отработка ударов, чтобы как следует разогреться. Тренировку ведёт Оцелот, и делает это он ничуть не хуже Каракала. Когда мышцы начинают гудеть от накопленной энергии, Оцелот прерывает отработку и предлагает тянуть жребий, кто на кого попадёт в первом раунде. Ребята застилают матами центр зала, а сами рассаживаются на скамейки по периметру.
Пара номер один – Каракал и Ирбис. От такой новости отряд дружно охает.
– У них максимально разные стили боя, – бегло объясняет Ивану Сервал. – Никогда не знаешь, кто сегодня выйдет победителем.
Каракал и Ирбис выходят в центр зала. Руки у обоих пусты, они кружат по матам, не ступая на голый пол.
– Ступил на пол – проиграл. Тебя повалили – проиграл. Всё очень просто, – Сервал продолжает пояснения.
Наблюдать за этим боем действительно интересно. Каракалу достаточно массы, чтобы при желании свалить Ирбиса. Но Ирбис хоть и высокий, но очень юркий, поэтому вытанцовывает круги вокруг Каракала в надежде, что тот увлечётся, устанет и допустит ошибку. В этот раз Каракал не ошибается: он методично просчитывает действия Ирбиса, и в один момент бросается ровно туда, куда через долю секунды встаёт противник. Высокий парень летит наземь. Победа за Каракалом.
Пара номер два – Манул и… барабанная дробь… Пантера! Белобрысый парень усмехается: пожалуй, если уж кто-то из ребят не выглядит приспособленным для ближнего боя, как это Пантера. Даже Рысь смотрится как та, у кого всегда есть туз в рукаве. Пантера же, смертельная на дистанции, вблизи инстинный божий одуванчик.
Соперники выходят на импровизированный ринг, делают пару кругов, изучая друг друга…
– Ну же! – вдруг выкрикивает Пантера. – Чего застрял? Долго будем с тобой вальсировать, танцовщица?
Манул скалится, несётся на Пантеру, та делает резкий шаг в сторону – и Манул падает, споткнувшись о мат.
– Не считается! – Манул поднимается и вновь принимает боевую стойку, надеясь на реванш.
– Считается, – закрывает вопрос Оцелот. – Пантера ничего не нарушила, ты упал. Следующие.
Бледное лицо Манула идёт розоватыми пятнами, но перечить командиру он не решается. Пантера лишь разводит руками: уж в правилах-то она отлично разбирается.
Третья пара – Рысь и сам Оцелот! Иван взволнован: наблюдать Рысь в действии – отдельное удовольствие. А как сражается Оцелот, он не видел ещё ни разу. В отношении рукопашного боя остальные ребята в отряде оценивают умения командира крайне высоко.
Снова два человека кружат в центре зала, постепенно сближаясь. Внезапно Рысь ускользает из поля зрения Оцелота, резко прыгает вверх и в невероятном кульбите почти приземляется коленями ему на плечи. Оцелота спасает совершённый в последнюю секунду кувырок, парень оказывается на самом краю поля матов, чуть не касаясь голого пола. Никто не побеждён, ребята встают на ноги и снова начинают сближаться.
Очередь Оцелота атаковать. За секунду до того, как Рысь снова сбежит из области его контроля, он умудряется схватить девушку. Та пытается провести приём, но слишком поздно: она уже на матах, Оцелот прижимает её сверху. Победитель очевиден.
Последняя жеребьевка первого тура. Иван размышляет, чего бы он хотел: попасться против одной из девушек или против Сервала? В итоге решает, что судьбе лучше знать, кого ему назначить. Тем более, что он регулярно получает на практиках тумаки от Онциллы.
Всё же Онцилле выпадает Пума. Сервал хлопает сослуживца по плечу в предвкушений их с Гепардом матча, а Иван пытается не упустить ни движения из того, что он видит на ринге. Девушки решительно сходятся, мельтешат кулаки, проваливаются захваты. Вдруг маленькая шустрая Онцилла подныривает под Пуму и прописывает ей крайне болезненный апперкот. Та выбивается из ритма, и спустя пару ударов отправляется лежать на матах. Иван замечает, что аплодирует – девушки и правда разыграли один из наиболее зрелищных боев за это утро.
– Вставай, ценитель женских драк! – подтрунивает Сервал. – Твоя очередь валяться.
– Это мы ещё посмотрим, – произносит Иван, и осознаёт, до чего же банально это звучит.
Ни один из них не владеет каким-либо интересным стилем боя, как Ирбис или Пантера. Они просто набрасываются друг на друга в попытках перевернуть или вытолкнуть другого. На секунду Иван теряет контроль над движением, и вот уже он чувствует под ногой не мягкий мат, а жесткие доски.
– Победа Сервала, – объявляет Оцелот.
Парни обмениваются рукопожатиями и уходят с ринга.
– Следи за тем, что делает оппонент, – поучает Сервал. – Тут всё неспроста!
Второй раунд. Оцелот проводит жеребьёвку, и первой парой выпадает Каракал и Сервал. Сервал хихикает:
– Оцелот, тебе лишь бы только девчонок мутузить!
– Да наши девочки любого замутузят, – парирует командир, поднимая руки в направлении девушек в одобрительном жесте. В ответ Пантера отвешивает поклон, а Онцилла смеётся, слегка краснея.
Когда двое мужчин сходятся на ринге, зал затихает. Оба явно будут использовать силовые приемы, но сходиться они при этом не торопятся.
– В прошлый раз ты проиграл, – произносит Сервал, постепенно сокращая расстояние до противника. – Тебе нужно лучше контролировать дыхание…
– Знаю, – выплевывает Каракал. – Подходи поближе и посмотри, научился ли я чему-то с последнего боя…
Мужчины все-таки сходятся, идёт борьба грубой силы против грубой силы. Начинает казаться, что оппоненты равны. Гепард ловит себя на том, что с трудом может оторвать взгляд от того, как движутся мышцы под тельняшкой Сервала.
Возможно, из-за этого он и не замечает тот ловкий приём, который отправляет Сервала на маты. Каракал тяжело дышит, подаёт оппоненту руку:
– А ты – не забывай, что у противника есть ещё и ноги.
Сервал смеётся и встаёт, опираясь на руку друга.
Наступает очередь Пантеры, Онциллы и Оцелота. Ребята выходят на ринг, постепенно сближаются. Когда они достаточно близко, Оцелот касается кончиком пальца в перчатке плеча Онциллы и, когда та переводит на него взгляд, подмигивает. Та слегка кивает, и против этого альянса у Пантеры не хватит хитростей. Онцилла бросается вперёд, Оцелот слегка придерживает Пантеру за локоть – и вот снайпер летит на маты. Однако и Онцилла не успевает встать: она поднимает голову, встречается взглядом с Оцелотом, и тот с легкой улыбкой просто толкает её на спину. На лице у девушки написано искреннее разочарование в собственных силах.
Пантера встаёт, поднимает младшую коллегу.
– Вот каждый раз я на это ведусь! – распаляется Онцилла. От усилий она раскраснелась, светлый ёжик волос весь мокрый от пота. Злость заставляет её выглядеть как раскалённый докрасна самовар. Оцелот лишь разводит руками: таковы правила игры.
Финал: Оцелот против Каракала. После небольшой передышки бойцы выходят в центр зала. Иван замечает, что зрители смотрят за движениями пары без особого энтузиазма.
– Типичный финал в нашем отряде, – поясняет Сервал. – Мы и так знаем, что они лучшие, можно не напоминать.
– А кто-то ещё тут побеждает?
– Конечно! – парень указывает на стену за их спиной.
Иван замечает на обшивке зала вырезанные позывные и зарубки. Больше всего зарубок рядом с подписью «Оцелот», третьим идёт «Каракал». А вот вторым – «Гепард». Новичок нервно сглатывает. Кстати, если не принимать в расчёт Гепарда, третье место займёт Онцилла.
Когда он поворачивается к сражающимся, бой уже в самом разгаре. Каракал не пытается просто задавить менее крупного оппонента силой: двое просчитывают друг друга, обмениваются выверенными ударами. Оба полностью сконцентрированы.
Каракал проводит обманный приём и умудряется пробить защиту Оцелота. Тот разрывает дистанцию, ему нужно пару секунд, чтобы перегруппироваться.
– Бежишь? – тихо произносит Каракал. – Командир никогда не бежит.
В этот момент внимание отряда полностью концентрируется на сражающихся. Здесь происходит что-то важное.
Оцелот резко сокращает дистанцию, постепенно разбивает защиту Каракала. Кавказцу не хватает секунды, чтобы разобраться в происходящем: Оцелот резко хватает его за плечи, ногой подсекает щиколотку и с неожиданной силой бросает конкурента на маты. В зале стоит полная тишина.
– Я создал этот отряд, я им и командую, – нависая над противником произносит Оцелот. – Не забывай об этом.
Парень некоторое время задумчиво стоит, затем протягивает оппоненту руку. Тот не отказывается от помощи, встаёт, хлопает более молодого оппонента по плечу. Парни улыбаются друг другу, словно ничего и не было сказано.
– Победителем турнира имени будильника становится Оцелот! Урааа! – разряжает обстановку Сервал. Отряд дружно аплодирует командиру.
Оцелот улыбается, разводит руки в стороны, театрально раскланивается. Подходит к стене со счетом, поднимает с пола гвоздь и выцарапывает ещё одну черточку рядом со своим именем.
Каракал подходит к Сервалу:
– Ты был прав, – тихо, но уверенно произносит кавказец. – Надо лучше следить за дыханием. Стоило сбиться, и Оцелот меня сразу поймал.
– Нет предела совершенству, – хлопает его по предплечью Сервал.
– До обеда объявляю свободное время, – перекрикивает Оцелот оживившиеся разговоры сослуживцев. – Сервал, твоя очередь мыть пол.
– Я помню, – отвечает патлатый.
Ребята вместе убирают маты на место, затем все расходятся: кто в библиотеку, кто на стрельбище. Оцелот тоже куда-то улетает, мечтательно улыбаясь. В зале остаются только Сервал, с ведром воды и шваброй, и Иван. Ему пока сложно представить себя шарахающимся по базе без Сервала в поле зрения, поэтому он остаётся сидеть на скамейке и болтать с товарищем.
– Как тебе первая неделя?
– Нормально, – отвечает Иван. – Необычно тут всё устроено.
Сервал усмехается.
– У меня первое время было чувство, что я в пионерлагерь попал. Подъемы, обеды по расписанию, а всё остальное – развлекательная программа от вожатого Оцелота.
– Хорошее сравнение, – смеётся Иван. – А сейчас что изменилось?
– Покатался на операции, – Сервал пожимает плечами. – Когда руки по локоть в крови, в ушах перестаёт звучать «Взвейтесь кострами, синие ночи!»
Повисает неловкое молчание. В ведро громко льётся вода с выжимаемой тряпки.
– И часто у вас такие соревнования?
– У «нас»? Постоянно, – Сервал делает такой акцент на местоимении, что Ивану становится неловко. Он ведь теперь часть этой команды, как ни сложно это принять. – Оцелот вообще не может жить без соревнования. Иногда мне кажется, что нас собрали, только чтобы ему было, с кем состязаться.
– Кстати, какая основная цель нашего отряда? – в этот раз Иван тщательнее подбирает слова. – Выполняем задачи ГРУ?
– Не совсем так, – Сервал останавливается, прижимает швабру сверху руками и опирается на них подбородком. – Точнее совсем не так. Мы – ровно то, что указано в названии. Личный отряд Оцелота. И выполняем мы только те миссии, которые он для нас выберет.
– Но он работает на ГРУ, так?
– Когда как, – Сервал отводит глаза, снова берётся драить деревянный пол спортзала. – Временами это ГРУ, временами – другие организации, одна секретнее другой. Пару месяцев назад работали на МИ-6. Весело было…
У Ивана отваливается челюсть.
– Погоди: ты хочешь сказать, что советский офицер работает на того, кто больше заплатит?
– Неееет, это не про деньги, – тянет Сервал. – Как бы так тебе объяснить, чтобы ты понял… Эта команда состоит из тех, кого советская система прожевала и выплюнула. При других обстоятельствах большинство из тех, кого ты видишь, давно бежали бы в другую страну, пиратствовали в нейтральных водах или висели бы в тюремной камере на собственном ремне. Каждому из нас Оцелот дал возможность не служить этой великой стране. Страшно сказать, но теперь Оцелот – наше Отечество.
Для Ивана это заявление отдаёт излишним пафосом. Но, глядя на Сервала, начинаешь верить, что он говорит серьезно.
– Разве Оцелот не под началом у Волгина? Как полковник такое позволяет?
– Да Волгин и сам занимает особое место в советской военной системе. Он работает только сам на себя, временами снисходя до выполнения приказов командования.
– А почему он до сих пор руководит базой?
– Да кто его снимет? – усмехается Сервал. – У Волгина своё конструкторское бюро, техника там давно превзошла всё, что есть в остальном Союзе. Чтобы такое победить, нужно как минимум двукратное численное превосходство. То есть как минимум пара больших шишек типа Волгина должны объединить свои силы. Но эти пауки в банке никогда не договорятся. – Сервал вновь останавливается и смотрит вдаль. – А если и объединятся, и базу эту вынесут… какая разница? Если мы с Оцелотом будем живы, найдём себе новую базу. И не обязательно в этой стране.
Вновь тишина. В уме Иван прокручивает картины возможного будущего: советские бомбы, падающие на базу, отряд, бегущий по джунглям, номер в задрипанном американском мотеле, где вповалку спят десять людей в тельняшках… Почему-то ему тоже начинает казаться, что даже если базу уничтожат, они вдесятером выпутаются.
– Как ты попал сюда? – задаёт Иван вопрос Сервалу.
– Это я так из южнокорейского плена бежал, – Сервал смотрит на округлившиеся глаза собеседника. – Дааа, мне повезло попасть не просто на операцию в Южной Корее, но и прямо к корейцам в лапы. Начальство продолбалось по всем параметрам: нас к тому, что там будет, вообще не готовили. Просто: вот вам парашюты, идите убейте вон того генерала. Кореяки словили нас как дебилов. Сидел я там пару недель… – от неприятных воспоминаний парень ёжится. – Короче, я нашёл, как бежать. Наших с отряда уже больше половины мертвыми из клеток в ямы повыкидывали. Я остался да ещё парочка. Вылез я из клетки, их тоже вытащил, крадёмся по коридорам. Тут из-за угла – два метра тишины и незаметности, которые мы сейчас зовём Ирбисом. Смотрит на нас, говорит: «Советские?» Мы, ну, ясен хрен: «Советские». Он нам машет, мол: «Ждите тут, сейчас приду», в рацию что-то бубукает, и в дверь. Ну, мы за угол, я ухи навострил. Слышу – что-то шум идёт оттуда, куда Ирбис ушёл. Я мужикам сказал ждать, сам тихонечко за ним. Захожу – у генерала из шеи фонтан в стену хлещет, рядом катана валяется, а ещё один кореец Ирбиса к стене прижал и прям душит. Видимо, и у Оцелота всех данных по этому генералу не было. Я к столу, карандаш в руку, к корейцу – и прямо в шейку ему, где артерия. Мы с Ирбисом нос из кабинета – а там уже патруль моих товарищей потрошит. Ирбис что-то «бу-бу-бу» в рацию, ему оттуда «угу». И через секунду на них из ниоткуда тень чёрная. Ни звука, ни шороха – просто плюс два трупа, и над ними Рысь. Так втроём и вышли. Оцелот мне потом допрос устроил: кто таков, чего на корейской базе забыл. Оказывается, руководство посмотрело, что мы не справились, и подергало за ниточки Волгина. Про то, что до этого там уже один отряд пропал, не сказал никто. Видать, похоронили нас уже в штабе. Оцелот потом сказал: «Если б мы знали, что там пленные, мы б вас тоже вытащили, нам не сложно». Но руководству на нас было плевать. Если бы мой побег с Оцелотовой операцией не совпал, так бы и сдох, спасибо партии.
Сервал опирает швабру о скамейку, присаживается сам.
– Так что я по всем документам мёртвый. Оцелот когда в увольнение отпустил, я в родную деревню ездил. Матушке похоронка уже пришла. На могилу к себе сходил – хорошо сделали, красиво, с любовью… – парень опускает голову на костяшки пальцев, отрывисто дышит.
Иван двигается ближе. Он хочет обнять парня, сказать что-то ободряющее, но нет на свете таких слов, которыми можно было бы починить это разбитое сердце. Поэтому он просто сидит рядом, слегка хлопает друга по плечу.
Через пару минут Сервал поднимает голову. У него красные глаза, но слез уже нет. Он вновь улыбается, хлопает по плечу Ивана, встаёт, поднимает швабру и ведро, идёт выливать воду. Эхо разносит по залу голос мужчины:
– Идём, Гепард! До обеда ещё можно успеть посидеть в библиотеке.
В 6 утра следующего дня Иван откроет глаза под запрещённую в советской армии американщину: Misirlou от The Beach Boys. Никому за это ничего не будет.
Chapter Text
Своего стрельбища у отряда Оцелота нет, приходится тренироваться на общем. Каждый понедельник капитан Оцелот встаёт пораньше, чтобы первым успеть к листу бронирования и вписать свой позывной в самые козырные места расписания: четыре часа перед ужином. Козырные они потому, что дневной жар к этому моменту уже спадает, а также удаётся поупражняться как при ярком свете солнца, так и в сумерках.
В 15:25 Оцелот строит отряд в две шеренги перед казармой, и ребята маршируют через всю базу. Останавливаются перед входом на стрельбище, перестраиваются в одну шеренгу, ожидают. Иван чувствует, что ждут они явно дольше, чем обычно.
Оцелот пожимает плечами и исчезает в будочке перед стрельбищем. Из помещения доносятся приглушённые голоса: слышится что-то про «на целых десять минут», «приходить раньше надо» и «потому что ты блатной». Спустя пять минут из ворот стрельбища строем выходит взвод во главе с незнакомым Ивану старшим лейтенантом. Проходящие мимо солдаты смотрят на отряд с заметным отвращением. До ребят в краповых беретах даже доносится фраза «цирк уродов». Иван находит взглядом Каракала – у того сжаты кулаки, но лицо не выражает абсолютно никаких эмоций.
Когда последний солдат покидает стрельбище, в воротах появляется Оцелот. Он, как ни в чем не бывало, улыбается.
– Ну, что, готовы к стрелковому троеборью? – ответа парень не ждёт. – Тогда вперёд!
Что такое «стрелковое троеборье» Ивану ещё с утра объяснил Сервал. Все участники стреляют по мишеням из трех видов оружия: пистолета, автомата и снайперской винтовки. Все используют одни и те же модели оружия (ПМ и АКМ как самые распространённые в своих категориях и СВД, потому что их завезли в часть совсем недавно). Каждый записывает счёт и по окончании сдаёт Оцелоту. Тот считает результат в каждой дисциплине, распределяет места. Затем в зависимости от места присваиваются баллы. Кто набрал больше всего баллов, тот и победил.
– А какой приз? – спросил тогда Иван.
– Приз? – Сервал задумался. – Аааа, ты думаешь, что раз позавчера приз был, то и сегодня Оцелот что-то придумал? Не, это так не работает. Главный приз в наших состязаниях – осознание того, что ты невъебенно крут, – парень сделал паузу, на губах появилась хитрая ухмылочка. – Давай пари: если первое место займёшь ты, я отвечу тебе на любой один вопрос. Спрашивай что угодно – не совру. И наоборот: если выиграю я, ты удовлетворишь моё любопытство. Идёт?
На том и порешили.
Первая дисциплина – пистолет. Пожалуй, самое простое. Стреляет весь отряд, включая командира. Все записывают итог, сдают. Иван смотрит листы через плечо Оцелота. Все результаты очень высоки: итоговая таблица, куда Оцелот фиксирует результаты, выглядит плотно.
Командир смотрит на очередной лист с результатом, хмурится, вздыхает:
– Манул!
– Я!
– Мишень мне принеси.
На секунду в глазах у белобрысого появляется ужас.
– А она уже того… всё.
Каракал отлипает от стены стрельбища и подходит к Манулу. Резко выворачивает тому руки за спину. Пальцами подцепляет из кармана штанов сложенный вчетверо лист мишени. Отпускает парня, подходит к Оцелоту и кладёт перед ним уже развёрнутый лист. Возвращается на своё место и облокачивается о стену, принимая исходное положение.
Оцелот смотрит на мишень, проводит пальцем по трём попаданиям в молоко. Зачеркивает счёт на листке Манула, пишет реальный.
– Манул, если врешь, то ври правдоподобно. А лучше снизойди взять пару уроков у Пантеры. Она расскажет тебе, почему не нужно пистолет так близко прижимать.
Манул опять покрывается красными пятнами. К нему поворачивается Онцилла, улыбается, берёт за запястье. Парень выдергивает руку. Девушка закатывает глаза и отворачивается.
– Гепард! – Иван слышит оклик Оцелота.
– Тут.
– И ты принеси.
Иван чувствует на себе взгляды ребят, и после сцены с Манулом ощущение это не очень приятное. Он подходит к мишени, снимает бумагу с крепления, относит Оцелоту. Тот раскладывает лист на столе, одобрительно кивает. Подозрение во взглядах ребят сменяется удивлением и одобрением.
– У меня есть для вас результаты, – громко произносит Оцелот. – Всю десятку называть не буду, всё равно сами посмотрите. Третье место – Пантера.
Ребята аплодируют, женщина улыбается, слегка кланяется.
– Второе – я.
Снова аплодисменты.
– Первое – Гепард!
Аплодисменты, крики, свист! Парню кажется, что сейчас он оглохнет. Адреналин заставляет сердце стучать быстрее. Краем глаза Иван замечает, что Оцелот откладывает таблицу и тоже начинает хлопать.
– Молодец, молодец! – произносит командир, когда овации затихают. – Надеюсь, остальные результаты тоже будут отличными. – Оцелот обводит взглядом команду. – У вас 10 минут перерыва, потом автоматы.
Ребята собираются вокруг Ивана: поздравляют, жмут руки, задают вопросы. Да, это его любимое оружие. Нет, из немецкой версии Pistole M не стрелял. Да, может дать пару уроков (жаль только, что вопросом этим интересуется не Манул с последней строчки турнирной таблицы, а Пума с четвёртого места).
При стрельбе из АКМ атмосфера на стрельбище иная. Видно, что худеньким девушкам сложно контролировать отдачу. Зато радости на лице Онциллы хватает на всех!
В этот раз при подсчете очков Оцелот не просит мишени. Видимо, результаты укладываются в его картину мира.
– Ребята, вы меня сегодня безмерно радуете! – на лице командира написана искренняя гордость. – Третье место – Онцилла!
Овации немногим тише, чем те, которыми поздравляли Ивана с победой в прошлом упражнении. Онцилла вскидывает руки и подпрыгивает.
– Вот это прогресс, правда! – капитан одобрительно протягивает руку в сторону девушки. – Второе – Гепард!
Под звуки аплодисментов Иван довольно показывает команде большой палец.
– Ну а первое место (все, наверное, уже поняли) – Каракал.
Ребята хлопают, но никто не удивлён. Каракал стреляет так, словно родился с АКМ в руках. Тем не менее, внимание ему приятно: мужчина скромно улыбается.
Когда ребята приходят на снайперский рубеж, начинает темнеть. Пантера демонстративно вздыхает:
– Ах, жаль, что к вечеру не появился туман…
– Ты совсем не хочешь давать нам шанса? – спрашивает Сервал.
– Все шансы в ваших руках! – довольно улыбается снайпер.
На рубеже уже разложены десять новеньких снайперок. Иван с удовольствием берёт одну в руки: в Лейпциг эти винтовки ещё не завезли. Что поделать – у Волгина свои рычаги.
На стрельбище Иван специально устраивается рядом с Пантерой. Как только женщина нацеливает винтовку, она тут же меняется: в лице не остаётся ни одной эмоции, дыхание замедляется до минимума, любое движение в теле исчезает, лишь палец резко нажимает на спусковой крючок. После стрельбы она аккуратно складывает винтовку назад, проводит рукой по прикладу, будто гладит.
Итоги Оцелот подводит прямо на снайперском рубеже. Близится осень, и к вечеру начинает дуть противный холодный ветер. Парень кутается в китель, держа в руках итоговую таблицу. Громко вещает:
– Итак, это был отличный вечер! Результаты выдающиеся: вижу, что вы, ребята, выложились по полной, – командир откашливается. – Итого по СВД! Третье место – наша восходящая звезда, Гепард. Второе – Рысь. Первое (стоит ли говорить) – Пантера. Это приводит нас к следующему результату в итоговой таблице…
Парень драматично взмахивает руками в перчатках:
– Третье место – Каракал!
Мужчина кивает под аплодисменты.
– Второе – Пантера!
Снайпер улыбается:
– А можно мне забрать с собой винтовку в качестве приза? Хочу оценить в индивидуальном порядке.
– Ты что, это же имущество части! – картинно возмущается Оцелот. Затем расплывается в улыбке. – Конечно, забирай. Волгин ещё найдёт, если надо.
Пантера хватает снайперку со стола и закидывает на спину.
– Первое место (можете сами догадаться) – наш новичок Гепард!
Все, включая Оцелота, аплодируют. Иван смотрит в лица сослуживцев, видит восхищение и одобрение. Пересекается взглядом с Каракалом, тот чуть заметно кивает. В глазах Сервала прямо-таки щенячий восторг. Не удаётся только встретиться взглядом с Манулом, но один недовольный коллега, пожалуй, не самое страшное, что бывает в жизни.
До ужина остаётся около получаса. Ребята расходятся по своим любимым рубежам или просто сидят на земле. Онцилла в сопровождении Каракала рвётся к автомату, Рысь и Ирбис вооружаются пистолетами. Оцелот хочет к ним присоединиться, но со стороны ворот слышится крик Волгина, и командир убегает туда.
Иван остаётся на снайперском рубеже с Пантерой. Женщина изучает новую винтовку, он просто присаживается рядом.
– Я когда-то тоже хотел податься в снайперы. У меня неплохо получалось…
– Ты – большой молодец, – с нежностью в голосе отвечает женщина.
– Спасибо… – парень выдерживает небольшую паузу. – Ты ко всем так заботливо относишься. Как будто мы совсем дети.
– А мы и есть дети, – подтверждает женщина. Смотрит вдаль. – Все мы – дети наших родителей. Только здесь у всех детей родители потерялись.
– Глубокая мысль, – задумчиво отвечает Иван. – Чем дольше я здесь, тем больше мудростей слышу.
– И что это за мудрости?
– Сервал сказал, что всех в этой команде подвела страна Советов…
– Как непатриотично, – хмыкает снайпер.
– Это неправда?
– Почему же? Пожалуй, это весьма точное определение.
Иван вновь выдерживает паузу. Уже получив кусочек мозаики под названием «Отряд Оцелота» от Сервала, он желает собрать картину целиком.
– Как ты попала в отряд?
– Ах, вот к чему этот светский разговор! Интересует, с чего всё начиналось?
– Конечно, – отнекиваться нет смысла.
Женщина легко вздыхает.
– Меня позвал Женя. Сказал, что отряд, который собрал его подопечный, совсем от рук отбился, и этим ребятам нужно внушить понимание дисциплины.
Иван ожидал любого ответа, но не этого. Пантера замечает недоумение на его лице и хихикает.
– Ты не представляешь, какой детский сад я застала по прибытии в Целиноярск! Когда я шла от полосы к администрации, меня сбил с ног Гепард, убегавший от Каракала с берцами в руках и кричавший «не догонишь»!
Парень пробует представить Каракала, босиком несущегося по площадке перед администрацией в погоне за кем-то, кто украл его обувь. Не выходит.
– Тогда в отряде их было трое, кроме Оцелота: Гепард, Каракал и Пума. Оцелот их совершенно разбаловал: они ходили где хотели, занимались чем угодно, кроме подготовки. Очень действовали Жене на нервы. А они у него и так ни к черту. «Приезжай, – сказал он мне по телефону, – а не то я его однажды прибью».
– Прибью… Оцелота?
– Да, – женщина закидывает ногу на ногу, опускает винтовку. – Женя любит всех стращать. Ему нравится ощущение, что он может окончить жизнь любого человека на базе всего лишь щелчком пальцев. Проблема с Оцелотом в том, что если Женя провернёт такое с ним, хоронить их будут в один день и час.
– А мне казалось, что это Волгин покровительствует Оцелоту…
– Куда там, – усмехается Пантера. – Ты думал, откуда Оцелот взялся на этой базе?
«Нет, никогда», – хотелось сказать Ивану. А откуда вообще офицеры на базах берутся? Учатся и попадают по распределению. Их призывают рядовыми, а они позднее остаются и поднимаются по карьерной лестнице. Но ни один из этих вариантов не объясняет восемнадцатилетнего капитана с собственным секретным отрядом.
– Скажу так: Жене его тоже подкинули, взяли обещание тщательно беречь. Когда парню стало скучно в окружении стариков, Женя помог собрать ему свою детскую команду. И когда их выходки стали невыносимы, позвал меня.
– У Оцелота, должно быть, могущественные покровители… – Иван поворачивает голову к Пантере. Она кивает. – Кто они?
– Тайна сия весьма велика, – загадочно произносит Пантера. Видит загорающийся интерес в глазах парня, – но я в неё не посвящена. Так что даже не спрашивай.
– Хорошо. Тогда давай вернёмся к Советам. Что тебе такого сделало это государство?
Женщина оценивающе смотрит на Ивана. Тянет паузу.
– Милый, не пойми меня неправильно. Ты замечательный мальчик, очень мне нравишься. Но я не рассказываю о своей жизни до попадания в этот отряд тем, с кем не была на задании. Лучший способ проверить надежность человека – взять его сражаться. Прости, но пока что я не готова с тобой делиться.
– Это ничего, – отвечает Иван, немного расстроенно. – Потом когда-нибудь спрошу.
Звучит сигнал ужина. Ребята собираются за воротами стрельбища. Иван и Пантера переглядываются и торопятся к ним.
***
После обеда Сервал подкарауливает Ивана у двери его комнаты.
– Поздравляю, ты выиграл! – радостно говорит патлатый. – Спрашивай что угодно!
С самого разговора с Пантерой Ивану не даёт покоя её отказ. Он думал, что добрая и заботливая снайпер сама расскажет все секреты, и не мог понять, как он мог так ошибаться. Голос Сервала выводит его из транса.
– Скажи, почему у Пантеры нелады с советским правительством?
Сервал вздыхает:
– Это именно то, что ты хочешь знать?
– Да. Если не узнаю, сегодня точно не усну.
Парень показывает на дверь комнаты новичка.
– Давай это не в коридоре обсуждать. Стены тут, конечно, тонкие, но так будет хоть чуть-чуть потише.
Иван открывает дверь, заходит, включает свет и приземляется на кровать. Сервал закрывает за собой дверь и присаживается рядом.
– Когда речь заходит о прошлом, Пантера любит кормить завтраками: «Сначала давай сходим на миссию», «Сегодня слишком хороший день», «Я недостаточно пьяная, чтобы это рассказывать», «Я слишком устала, чтобы о таком вспоминать». Она это всем парням говорит. Правду знают только девушки… – Сервал делает поистине мхатовскую паузу, – и те, кто смог девушек разговорить. Мне Онцилла рассказала.
Парень пододвигается ближе, говорит тихо, почти шепотом:
– Пантера пошла на войну в 16. Напропалую врала про возраст, в итоге её взяли в снайперы. Говорят, на миссиях в Нормандии она училась у самого отца-основателя снайперского искусства. На войне она получила ранение в живот. Санитары заштопали Пантеру, но она даже не представляла, чем ей это обернётся.
Сервал садится совсем близко, начинает шептать на ухо:
– На войне она встретила молодого человека, влюбилась в него. Он был в ГРУ, она тоже. После войны они поженились, хотели большую семью. Когда её муж был на очередном задании, Пантера узнала, что беременна. Она хотела сообщить новость, но не могла, так как ей не выдавали никакой информации. Она всё узнала только через два месяца, когда пришла похоронка, а затем – тело в закрытом гробу. Ребёнок был для неё последним лучиком света, частичкой любимого человека, потому она берегла и его, и себя. А ещё через месяц в страшных муках она ребёнка потеряла. Врачи потом сказали, что после ранения детей у неё быть и не могло, не стоило и мечтать. Но если бы кто-то сказал это раньше…
Агент замолкает, глядит в лицо сослуживца. Через минутку продолжает.
– Пантера не понимала, почему на неё свалились такие страдания. Она пробралась в кабинет начальника её мужа, начала копаться в документах. Нужный нашла в одном из секретных сейфов. Там было написано, что четыре человека, включая её мужа, участвовали в спецоперации по доставке этому самому начальнику дефицитных сыров и шоколада из Европы. На границе их расстреляли свои же.
Иван и Сервал встречаются взглядом.
– Ублюдок… – шепчет новобранец.
Собеседник кивает.
– С тех пор она тщательно выбирает тех, с кем работает. Уважает Волгина. «Единственный честный человек во всей этой прогнившей верхушке», – Сервал берет ещё одну паузу, на этот раз короткую. – А того начальника нашли в собственной квартире перед открытым окном с пулей из снайперки в башке. Убийцу до сих пор ищут.
В спальне Ивана тихо. Из комнаты отдыха дальше по коридору доносятся голоса, смех, гитарный перебор. Там весело. А здесь двое мужчин пытаются понять, что творится в душе у женщины, которая потеряла смысл жизни из-за пары килограммов сыра с плесенью.
Chapter Text
Комната отдыха – центр притяжения отряда Оцелота. Это просторное помещение, стены которого вручную расписаны волшебными цветами и птицами. Когда Иван впервые здесь оказался, он чуть не забыл, как дышать. Сидевшая в комнате Пума улыбнулась и пояснила, что роспись её. «Хоть здесь отдохнёшь от дешевых обоев». На стенах – полки, уставленные Пастернаком, Набоковым и Оруэллом. Из мебели мягкие (и не очень) кресла, диваны, стульчики, табуретки. Ребята натащили достаточно мебели со всей базы, чтобы можно было с комфортом уместить десять человек.
По вечерам здесь собирается весёлая компания: обсуждают всё и всех, рассуждают на философские темы, травят анекдоты (за большую часть которых в любом другом месте СССР можно легко загреметь в лагеря), иногда поют под гитару, декламируют стихи опальных поэтов. Неделю назад тут же отмечали день рождения Сервала, с алкоголем и танцами.
Сегодня в комнате отдыха довольно тихо: Онцилла наигрывает что-то из малоизвестной британской группы The Beatles, Пума рисует наброски карандашом в блокнотике, рядом с ней Каракал вырезает узоры на куске дерева. Остальные читают: Ирбис – японскую мангу, Сервал – «Мастера и Маргариту». Иван тщательно изучает взятый в библиотеке талмуд по нервно-паралитическим веществам.
Музыка постепенно смолкает, слышится шушукание девушек. Через мгновение Иван наблюдает, как Пума и Онцилла усаживаются на ручки кресел по обе стороны от него. Парень опускает книгу на колени, вкладывает между страниц блокнот с заметками.
– Гепард, мы проводим опрос, – хитрым голосом произносит Пума.
– Просто собираем статистику, ничего более, – произносит Онцилла, отчаянно жестикулируя.
– Пожалуйста, скажи нам, какой у тебя рост, вес и длина носа.
– Что? – смущается Иван. – Носа? Длина???
– Да! – невинно произносит Онцилла.
– Это для статистики, – подтверждает Пума.
– Но я не знаю, какая у меня длина носа! – хватается за голову Иван. – Как вообще можно додуматься до идеи мерить нос?
– Не беда, – ухмыляется Онцилла.
Пума достаёт из кармана швейный метр и начинает подносить его к лицу парня.
– Не надо мне ничего мерить! – Иван пытается встать с кресла, но Онцилла крепко прижимает его за руки.
Парень оглядывает комнату в поисках поддержки, но мужчины помогать ему не собираются. Ирбис не оторвал глаз от манги, Сервал разводит руками, а Каракал убрал резец и покатывается на диване от беззвучного хохота.
Неожиданно Ивана спасает скрип двери.
– Ребята… – тихий голос Рыси срывается, отчего звучит как набат.
Девушки отпускают новичка, поворачиваются к подруге. В комнате полная тишина.
– Там Манула схватили…
– Кто? – вскакивает с дивана Каракал, надевает берет, накидывает на плечи куртку.
– Волгинские… Он в карцере… – Рысь опирается о дверной косяк, чуть не плачет.
– Ирбис, – обращается Каракал к отложившему мангу парню, – останься с девушками. Сервал, Гепард – за мной.
Парни моментально спрыгивают с мест. Ирбис подбегает к Рыси, держит за плечи, ведёт к ближайшему диванчику. Иван с Сервалом хватают береты и куртки, бегут за Каракалом.
По дороге слышится злой шёпот кавказца:
– Знал же, что он допрыгается… Пиздюк, блядь. Ни на секунду расслабиться нельзя…
Они останавливаются перед дверью карцера. Каракал громко стучится, распахивает дверь, не дожидаясь ответа. Троица заходит и видит перед собой напуганного, но серьезного рядового.
– Где Манул? – если бы Каракал так разговаривал с Иваном, у того бы позвоночник в трусы ссыпался просто от страха.
Рядовой в полном ужасе, показывает на соседнюю комнату. Каракал движется туда, сопровождающие – за ним.
В соседнем помещении сидит уже менее напуганный сержант. За стеклом в допросной сидит привязанный к стулу Манул. Выражение лица у него насколько нейтральное, насколько возможно.
Сержант вскакивает, отдаёт честь вошедшим.
– Вольно, – произносит Каракал. – Этого мы забираем…
Он движется к двери допросной, но сержант преграждает ему путь.
– Я не имею права его выпустить! Его поймали, когда он уже сделал кусачками дыру в сетчатом заборе части и наполовину в неё пролез!
– Мы его забираем, – угроза в голосе кавказца становится до боли реальной.
– Вы… вы можете меня побить, но если полковник Волгин узнает, что я дал вам его вывести, он меня сразу убьёт.
Отряд переглядывается.
– Волгин в курсе?
– Да! Будет с минуты на минуту.
– Идём… – руководит Каракал.
Они выходят из карцера, заворачивают за угол. Лидер останавливается, разворачивается.
– Нам нужно найти Оцелота. В такое время он либо в своей комнате, либо в кабинете. Разделимся: Сервал – ты в кабинет, мы – в казарму. Встречаемся здесь же.
Сервал кивает, бежит в административный корпус. Каракал и Иван несутся назад в казарму.
Первый этаж, налево, первая дверь. Каракал громко стучит, ответа нет.
– Оцелот! – рявкает мужчина.
Ответа нет. Кавказец разводит руками и толкает плечом дверь. Много усилий не требуется: хлипкий замок ломается, дверь распахивается.
Ивана поражает яркий контраст между аскетичным кабинетом в штабе и этой комнатой. Стол завален книгами, рисунками, зарубежными пластинками (глаз цепляется за голубую обложку альбома Surfin’ USA). На стенах – плакаты из вестернов, рисунки: ковбои, мужчины в широкополых шляпах, пончо, сапогах со шпорами. Примерно так выглядел уголок шестнадцатилетнего Ивана в родительском доме (только без дефицитной запрещенки и вместо ковбоев – роботы). В голову бьет почти забытое за месяц знакомства осознание: какой же их командир ещё ребёнок…
Самого Оцелота в комнате нет. На всякий случай Каракал ещё раз выкрикивает позывной капитана, не слышит ответа. Пожимает плечами:
– Идём туда.
Иван следует за лидером до условленного места. Сервала нет. Каракал садится на землю, широко расставляет ноги, ставит локти на колени и упирает лицо в ладони. Новичок падает рядом. Повисает напряженное молчание.
– Пиздюк… – нарушает тишину шёпот Каракала.
– За что ты его так не любишь?
– За то, что пиздюк! – выкрикивает мужик. Втягивает носом прохладный вечерний воздух, выдыхает. – Это из-за него Гепард погиб.
Иван молчит. За месяц в отряде он почти ничего не узнал о своём предшественнике. Ребята, кроме Оцелота и Пантеры, ни разу не упомянули погибшего. Того, что он узнал о парне, было недостаточно, чтобы собрать хоть какую-то картину. Иван не хочет настаивать. Пусть разговор либо продолжится сам собой, либо закончится вовсе. Опыт с Пантерой научил его: иногда лучше не задавать лишних вопросов, чтобы по ночам не просыпаться от картины беременной женщины в луже крови.
– В Китае мы должны были выкрасть данные о новом супер-секретном прототипе танка. Сам прототип в идеале украсть, но можно было просто уничтожить. Стоит он дохрена, второй такой китайцы только через год построить смогут. И чтобы максимально тихо, чтобы даже на заводе не осознали, что творится, пока образец границу не пересечёт. Мы с Оцелотом всё как по нотам расписали: Рысь делает копии документации, Гепард с Манулом под видом испытателей садятся в танк, увозят на дальнее стрельбище, оттуда к реке, танк на корабль – и ищи ветра в поле. Итак, день операции. Рысь свою часть проворачивает идеально. Ещё и приносит данные о строении здания, камерах, охране, других машинах в ангаре. Дело к ночи, Гепард и Манул идут в ангар. Гепард на секунду отворачивается – и Манул куда-то проёбывается! Как будто и рядом не стояло. Пума на рации в панике: «Манул, ответь!!!» Через пять минут вырисовывается. А временное окно-то проёбано, караул сменился. Ну, что делать – идут. Караул на них сначала ноль внимания. Пришли, подходят к танку – и тут караул начинает суетиться. Вообще, всё было схвачено: Оцелот Манулу крутую американскую маску добыл, в такой у тебя лицо прям совсем меняется. От китайца не отличить. А Гепард сам китаец наполовину, и язык их знал почти как родной. Он их забалтывает, а этот пиздюк вместо того, чтобы рядом стоять и не отсвечивать, потихоньку караул со спины обходит. Заходит с лучшего угла – автомат со спины скидывает и – хуяяяяяк! – от бедра больше половины отряда складывает. Пара человек остаётся. Они за автоматы и на Гепарда. Ну а чего ещё пиздюк ожидал! Прошило очередью навылет, пикнуть не успел.
Каракал на секунду замолкает, смотрит в сторону штаба.
– Ну, остальных караульных Манул тоже пришил. Тут же достаёт C-4 (откуда только у него «сишки», мы их в Китай даже не брали), облепляет здание как на Новый год, садится в танк, педаль в пол – даже тело Гепарда с собой не забрал. Тревога орет, люди бегают – а он прям по людям. Танк за ворота – и сзади бабахает их ангар, и, сука, штаб, куда просто, нахуй, заходить не надо было, там уже Рысь всё сделала. Как мы потом танк на корабль грузили под носом у китайцев – это пиздец, как на нас бомбу не скинули – не знаю.
Каракал шумно выдыхает, нервно смотрит в сторону администрации. «Где его носит…», – бормочет он.
У Ивана море вопросов, но задавать их он не решается. Выбирает один, наверное, самый ёмкий:
– Сервал сказал, что та операция была особенно успешной. Почему он так думает?
– Да потому что Волгин так думает! – взрывается кавказец. – Этой мрази не важно, сколько трупов, лишь бы результат. А результат там охуетительный! Мы почему не хотели чертежи тупо воровать? Да потому что всегда есть копия! У нормальных людей всегда есть ещё экземпляр, который где-то спрятан, и если ты тыришь один, эффекта не будет, потому что всегда есть второй, третий и десятый. Но тот, кто в Китае этим проектом руководил, знатно объебался. Судя по донесениям разведки, единственную копию чертежей забыли в одном из кабинетов штаба. Там после Манула выжженная земля осталась. Танка нет, чертежи по лабораториям кусками на стадии раннего прототипа. Это не то что ещё год на постройку – это ещё лет пять на дописывание документации. И за эти пять лет этот танк уже никому не нужен будет, потому что у Советов такой уже будет в каждой третьей части. Короче, знатно Манул китайцев наебал. Вот только нас он наебал не меньше. Волгин в восторге. Говорят, повышение парню выписал. А то, что этот пиздюк приказов слушаться не умеет и с него глаз сводить нельзя – это по боку, – мужчина поднимается на ноги. – Где там Сервал?
Парни идут к административному корпусу. При их приближении запасная дверь в кабинет Оцелота распахивается, оттуда высовывается Сервал.
– Нам нужно минут двадцать!
– У нас нет минут двадцать!!! – орет в ответ Каракал.
– Как только, так сразу, – Сервал раздраженно захлопывает дверь.
– Да что там у них… – произносит Каракал, находит у корпуса скамейку, садится. – У тебя сигарет нет?
– Не курю, – отвечает Иван.
– Я теперь тоже, – произносит мужчина. – Но с такими товарищами я, нахуй, сопьюсь!!!
Орет он специально, чтобы было слышно в кабинете.
Иван осторожно интересуется:
– Откуда Манул вообще в отряде?
– А этот пиздюк в Африке умудрился в одиночку выкосить вражескую воинскую часть. Чуть половину своей заодно не вынес.
– В смысле? – шокировано произносит Иван.
– А хуй пойми в каком смысле. Подробностями он не делится. Он за это чуть под трибунал не пошёл. Оцелот его вытащил, к нам привёл, на краповый берет лично натаскивал. Короче, пиздюк крайне эффективен в безнадежных ситуациях. Но до этого он сам эту безнадежную ситуацию тебе и создаст.
В Иване снова разгорается любопытство. То, как Каракал говорит, жестикулирует, смотрит, заставляет верить в искренность каждого слова. Даже больше: понимаешь, что между мозгом и ртом слова не задерживаются никаким фильтром. Этот человек говорит как есть, без любых ухищрений.
– Скажи а как ты попал в отряд?
– Что, у тебя тоже опрос для статистики? – усмехается Каракал. Задумчиво смотрит на дверь кабинета. – Что-то эти выходить не торопятся. Слушай.
Мужчина расстегивает куртку, лезет во внутренний карман, достаёт тонкое портмоне, оттуда – фотографию. Показывает Ивану.
На фото он узнаёт Каракала и Пуму. Оба выглядят младше, на лицах счастливые улыбки. С ними – симпатичный темноволосый парень азиатской внешности, чуть старше Каракала. Ребята на пляже: Пума в открытом купальнике, Каракал и второй парень – в плавках.
Каракал прикрывает что-то рукой, переворачивает. Сзади на фото подпись: «Куба, 1958». Под рукой Каракала, очевидно, скрыты имена.
– Мы с Гепардом ещё с учебки не разлей вода были. А на Кубе с Пумой в одном отряде оказались. Армейская дружба – самая крепкая, ей цены нет… – мужчина вздыхает, убирая фото в портмоне. – После Кубы отправили нас отрядом в Аргентину. Не важно уже, в чём миссия. Важно, что с Аргентиной у нас мир, там нашей ноги быть не должно. И всё-то мы продумали, всё учли. Кроме того, что до нашей цели «Моссад» на полчаса раньше доберётся. Так что когда мы зашли, нас уже ждали. Тем не менее, цель мы устранили, хоть коллеги из «Моссада» и расстроились, – усмехается Каракал. – Втроём мы из той заварушки выбрались. Полегли остальные. Стоим на берегу, ждём, пока подберут нас. А нас не подбирают! Корабля нет обещанного. Мы стоим, на горизонте пусто. Пару дней мы на том берегу точно проторчали: надеялись, что всё случайность. Уже потом нервы сдали, мы стали думать, чего дальше. Не в Аргентине же оставаться? Решили добраться домой, до Союза, чего бы это ни стоило.
Мужчине не сидится: он встаёт, начинает ходить вдоль скамейки. Иван уже жалеет, что у него нет сигарет.
– Мы на эту поездку год убили. Ни денег, ни паспортов, ни виз – нихуя у нас не было. Машинами, автобусами, пароходами, самолетами. Иной раз приходилось ночью на брюхе через границу ползти, когда уже вариантов не было. И вот мы в Москве, идём в штаб ГРУ, об успехе отчитываться – а нас за шкирку и в карцер. Оказывается, на наше спасение после информации о «Моссад» никто уже не ставил. И корабль решили не посылать: а хули рисковать, если можно просто людей в расход пустить? Ну, а теперь мы сами приползли. Живое доказательство того, как СССР договорённости соблюдает. Тут я и понял, что нахуй такое государство. Оно только использует, выжимает тебя до капли, а то, что осталось, – в яму и засыпать, чтоб не видать было. Нас бы точно расстреляли, если бы не Волгин. У него тогда появилась идея особого отряда для капитана Оцелота. Парень хотел выслужиться, вот, мол, пусть с какими-нибудь способными ребятами выслуживается.
Каракал снова косится на дверь. Кажется, теперь он побаивается, что она откроется раньше, чем он закончит рассказ.
– Первое время я Оцелоту не верил. Представь: сидит перед тобой вошь на вид лет пятнадцати, в советской форме, говорит, что на правительство СССР не работает. Что если мы согласимся, он под конец службы может обеспечить нам гражданство любой страны по нашему выбору. И послал бы я его к чертям, если бы не Гепард. Он в Оцелота сразу поверил. Не из безысходности за ним пошел, как мы с Пумой, – Каракал грустно улыбается. – Сначала выполняли заказы для Волгина, потом пошли миссии от других спецслужб, затем – от самого Оцелота. Его задачи – самые нестандартные и сложные…
Скрипит дверь, наружу вываливается Оцелот, за ним – Сервал. Командир, спотыкаясь на ходу, спускается с крыльца и летит в направлении карцера.
– Вот так и сработались, – резко завершает рассказ Каракал.
Парни почти бегут, пытаясь догнать идущего быстрым шагом капитана.
– Какого хрена так долго? – зло спрашивает Каракал.
– У Оцелота температура под сорок, – отвечает Сервал. – Я в медсанчасти нашёл каких-то таблеток, теперь он хотя бы стоит и ходит. А так – лежал носом в бумаги.
– Он до твоего прихода хоть чем-то лечился? – спрашивает Иван.
– Ага. Водкой, внутрь, – парни озадаченно переглядываются. – Целую бутылку этого зелья выдул.
– Как ты вообще ухитрился его вертикально поставить? – удивляется Каракал.
– А какие были варианты?
Кавказец хлопает Сервала по плечу.
– Когда вытащим Манула, найди мне Пантеру и приведи к этому долбоёбу. Пусть лечит.
– Может, лучше медсестру?
– Да ему не доктор нужен…
Оцелот влетает в карцер, остальные ребята – прямо за ним. В помещении слышен нечеловеческий крик. Когда отряд вбегает в комнату со стеклом в допросную, они видят хохочущего Волгина с молниями из рук, касающихся груди Манула. Иван не верит тому, что перед ним. Остальные ребята ничуть не удивлены. Оцелот уже в дверях:
– Прекратите немедленно!!!
Иллюминация затухает, душераздирающий крик тоже прекращается. Манул тяжело дышит. Иван выдыхает. Жив.
– Тебе стоит получше контролировать свой зоопарк, Оцелот, – поворачивается к капитану Волгин. – Этот котёнок чуть не ушмыгнул между прутьев клетки.
Оцелоту сложно подобрать слова, он мнётся и шатается. Благо Волгин настолько любит звук собственного голоса, что не замечает этого.
– Твоего Манула очень сложно пытать. Я никак не могу понять, что он мне мелет. «Я, – говорит, – двигался от центра базы к краю, в этом и виновен». Это я догадываюсь. А вот с чего он пытался оказаться за периметром – вот вопрос.
Манул открывает рот и что-то уверенно мямлит.
– Что, что? Я не слышу!
Волгин наклоняется к парню. Тот снова с полной уверенностью выдаёт бессвязный набор звуков.
– Это на латвийском?
– Не думаю, – говорит Оцелот. Он наконец-то собрался с мыслями. – Кажется, я слышал имя одной девушки из соседнего городка. Думаю, Манул пытался сбежать к ней на ночь.
– Девушка? – Волгин оживляется. – Вот это я могу понять! – Полковник проводит пальцем по щеке связанного. – Но вот простить…
Если об электрогенерирующих способностях начальника части Иван ранее не знал, то про его амурные похождения не услышать было невозможно. От такого внимания к его товарищу новичку становится не по себе.
Через секунду Волгин забывает о Мануле и двигается на Оцелота.
– Капитан, у тебя в отряде творится какой-то брадак! Тотальное нарушение субординации и устава. Я уж молчу про то, что происходит в вашем корпусе перед миссиями. Теперь ещё и побег!.. – полковник приближается достаточно, чтобы почувствовать запах алкоголя. – Ты к тому же пьяный!
– Это… нахуй! – выдаёт в ответ Оцелот. Сердце Ивана уходит в пятки. Из этого здания живыми они уже не выйдут. – Хотел танк – держи себе танк. Надо было найти твою бабу – мы нашли твою бабу. Ты говоришь – мы делаем. Мы хоть раз не справились?
Волгин нехотя качает головой.
– Вот! Отряд работает, – Оцелот подходит к Манулу, достаёт из голенища сапога нож, режет веревки, показывает пальцем на парня на стуле. – От моих людей руки прочь!
Каракал подталкивает Сервала вперёд, тот понимает намёк. Парни заходят в допросную, поднимают Манула и выносят. Неудачливый беглец обмякает в их руках. Волгин не говорит ни слова, на лице написана крайняя степень злости.
На выходе Оцелот оборачивается. Видно, что парень с трудом фокусирует взгляд на начальнике:
– От… ик!.. ебись, – говорит капитан, тыкая указательными пальцами в сторону полковника.
Волгин остаётся стоять в яростном недоумении.
На выходе из здания Оцелот спотыкается о порог и чуть не падает лицом в землю. Иван ловит командира, закидывает его руку себе на плечи и тащит вслед за Манулом в барак.
Девушки и Ирбис сидят на крыльце. Как только они замечают идущую к ним процессию, все кидаются навстречу. Онцилла помогает Ивану нести Оцелота. Каракал подзывает к себе Пантеру:
– Найди Волгина. Если ты его не успокоишь, нам всем кранты.
Женщина кивает, убегает в направлении карцера.
Отряд заходит в свой корпус. Сервал и Каракал несут Манула наверх, Иван и Онцилла тащат Оцелота налево. Тот упирается:
– Мне надо поговорить… надо… нам…
Онцилла вздыхает и разворачивает всех в сторону лестницы.
Обоих заносят в комнату Манула. Беглеца Каракал укладывает в кровать. Белобрысый вцепляется в мужчину, не хочет отпускать. Каракал тихо, но строго, произносит его позывной. Манул в последнюю секунду крепко сжимает того в объятьях и отпускает. Оцелота, исходя из намеков и жестов, Иван и Онцилла садят на стул.
– Все вон, – требует командир.
Те, кто смог втиснуться в комнатку, понемногу её покидают. Остаются только Манул и Оцелот.
– Закройте… – кидает вслед капитан.
Вышедшая последней Онцилла вздыхает и хлопает дверью.
Они могут уйти. Разойтись по спальням. Засесть в комнате отдыха. Пойти на улицу подышать свежим прохладным воздухом. Но они сидят здесь, в коридоре, на полу, облокотившись о стены. Они слушают, что происходит в комнате.
Скрипит стул, поворачивается вентиль, бежит вода. Оцелот жадно пьёт, затем, кажется, суёт голову под кран. Снова скрипит стул.
– Ты думаешь, я не знаю, о чем ты думаешь?
Тишина, ответа нет.
– Никто не знает, что с тобой творится. Никто не сможет тебя понять. Все они даже не представляют, каково это – всю жизнь быть изгоем. Когда ты никому не нужен. Когда ты нигде не вписываешься. Они все мыслят из начала в конец. Ты же прыгаешь к середине. Или дальше – к самой сути. Твои старания никто не замечает, но каждый заметит твой провал.
Из комнаты доносится приглушённый всхлип. Снова скрипит стул, затем пол. Должно быть, Оцелот сидит перед кроватью. Или стоит на коленях.
– Ты не хотел, чтобы он умер, так? Ты просто не подумал. Ты не умеешь думать, как все эти умники: продумывать план до мелочей, применять миллион хитростей. Твой план прост, и он работает. Просто иногда что-то идёт не так. Что-то теряется. Кто-то… теряется.
Всхлип. Скрип кровати. Это Манул поворачивается на другой бок, лицом к стене.
– Если хочешь, можешь уйти из отряда. Всё как обещал: гражданство любой страны, обещание больше никогда не встречаться. Но прежде чем ты решишь, я хочу сказать, что понимаю тебя. Потому что мы с тобой не сильно отличаемся.
Всхлип и вздох.
– Не веришь? С самого рождения меня преследует одна и та же фраза: «сын героев войны». «Ты же сын героев войны, почему ты так плохо учишься?» «Сын героев войны, а шляешься по ночам, смотришь не те фильмы, слушаешь не ту музыку». «Ты же сын героев войны, почему у тебя нет друзей?» «Ты же сын героев войны, с кем ты якшаешься?» Я хотел сбежать от этого: от больших ожиданий, от постоянной опеки, от косых взглядов. Я хотел… нет, не быть собой. Я даже не знал, кто я на самом деле. Я хотел стать собой. Осознать, кто я, чего могу достигнуть. Этот шанс мне дал Волгин. За последние полтора года с отрядом я добился большего, чем когда-либо мог представить. Я хочу дать эту возможность тебе.
Всхлипы стихают. Слышится скрип кровати, звук стягиваемых плотно сидящих кожаных перчаток. Воображение рисует Ивану, как Оцелот садится на кровать, снимает перчатки и берет руки Манула в свои.
– Останься. Всегда есть новый день, новый шанс показать этому миру, на что ты способен. Вместе мы будем творить великие дела: спасать тех, кто этого заслуживает, убивать тех, кто нам помешает. Для нас не будет границ, для нас не будет государств. Мы – сами себе государство.
Снова скрипит кровать, слышны неуверенные шаги.
– Отсыпайся. Ты будешь нужен мне завтра. Нужен нам завтра.
Оцелот открывает дверь, выходит, закрывает аккуратно, без хлопка, словно боится кого-то разбудить или напугать. У паренька мокрая голова, капли стекают по плечам. Перчатки он держит в левой руке.
– Чего расселись? – шипит командир. – Расслабились тут, в части? Завтра начинаем готовиться к миссии.
– Кто заказчик? – спрашивает Каракал.
– Я заказчик, – вздыхает Оцелот. – О миссии – только со мной. Волгин не должен услышать ни слова.
– Можешь предсказать, сколько человек нужно в этот раз?
– Все, – шепчет парень, падает плечом на стену.
Онцилла бросается к командиру и уводит его вниз по лестнице. За ними уходит Сервал: в отсутствие Пантеры он берёт заботу о здоровье паренька на себя.
Остальные сидят и смотрят друг на друга в полутьме.
– «Все»… – эхом повторяет Каракал. – Давно я не слышал такого… Все…
Chapter Text
Следующим утром Иван просыпается до подъема. Умывается, одевается, выходит в коридор. Подходит к комнате Манула, прикладывает ухо к двери. Звук, доносящийся оттуда, можно назвать сопением. Значит, доводить вчерашний побег до конца парень не решился.
Щелкает замок на двери Сервала, в проем высовывается взлохмаченный, с опухшим от недосыпа лицом хозяин комнаты.
– Утро, – зевает он. – Ты чего вскочил?
– Да покоя не даёт мне всё это…
– Ясно, – кивает Сервал. – Идём на Оцелота полюбуемся.
– Ты же вчера за ним смотреть должен был?
– Должен, но меня Онцилла чуть не пинками выставила. Выспросила, что из медикаментов я ему дал, выматерилась и выкинула из комнаты, – мужчина разводит руками.
Парни спускаются по лестнице, у самого входа в здание пересекаются с тихо крадущейся в сторону своей спальни Пантерой. Судя по потрепанному виду, ночевала она не у себя.
– Доброе утро, мальчики! – приятно улыбается женщина. Ответа не ждёт. – С Женей я поговорила, он обещал оставить нас в покое. Вот только Оцелоту сегодня на завтраке лучше не показываться: Женя очень нервный, если он увидит беднягу, может его и прибить. Пусть посидит денёк-другой тут, в корпусе.
– Ясно, передадим, – кивает Сервал.
Женщина вновь улыбается и убегает к себе в комнату.
– Она и Волгин..? – в недоумении задаёт вопрос Иван.
– Очевидно, да… – задумчиво отвечает Сервал. – В целом, я и не удивляюсь. Они очень давно знакомы.
Ребята подходят к комнате Оцелота. Дверь, выбитая Каракалом, висит на петле и не закрывается, поэтому не приходится даже стучаться.
Командир спит на кровати, свернувшись под одеялом в комочек, словно маленький котёнок. На полу, положив под голову одну куртку и укрывшись другой, прямо в одежде дремлет Онцилла. При приближении парней она начинает шевелиться.
– Уууутро, – потягивается пацанка.
– И тебе, – тихо произносит Сервал. – Как вы тут?
– Неплохо. Твоё вчерашнее «лечение» ему, конечно, впрок не пойдёт, но, думаю, я подобрала хорошую комбинацию препаратов, чтобы свести побочные эффекты к минимуму. К трём ночи удалось сбить температуру до тридцати восьми. Приём антибиотиков начнём сегодня, когда алкоголь выветрится. Если умудримся принести из столовой рассолу, будет замечательно.
– А ты неплохо разбираешься в лечении, – поднимает бровь Сервал.
– В эту часть я пришла медсестрой, – улыбается девушка. – Это ещё до твоего появления было. Вообще, я всегда хотела на передовую, участвовать в миссиях, с автоматом в руках. Но все всегда были против: родители, учителя в школе, преподаватели в училище. Когда отучилась на медсестру, меня распределили в городскую поликлинику, а однокурсницу – сюда, в эту воинскую часть. Договорились поменяться. Так я тут и оказалась.
Девушка садится, облокачивается о тумбу. Сверху на неё слетает рисунок. Онцилла берет его за уголки, смотрит, улыбается, поворачивает к парням. Там ковбой в алых сапогах с сияющими шпорами на белой лошади стреляет из револьвера.
– У меня сразу был план: переодеваться в военную форму и приходить на разные тренировки, где народу побольше. Тайком я коротко побрилась, с собой из дома привезла парик. В целом, план даже работал: на рукопашных практиках меня все хвалили. Однажды я решила попробовать прийти на стрельбище. И попала я на тренировку отряда Оцелота. Тогда здесь уже появилась Рысь, но Ирбис ещё не присоединился. Я (ни сном, ни духом, кто здесь будет тренироваться) жду на стрельбище. Тут ко мне подходит Оцелот и спрашивает, что солдат какого-то другого подразделения делает на стрельбище не в своё время, да кто у меня командир. Я аж растерялась. Тут Рысь подходит, присматривается. «Да это же медсестра, светловолосая, из медсанчасти!» Я думала, на месте со стыда сгорю. «Пострелять хочешь? – спросил Оцелот. – Валяй». Стрельба моя ему понравилась. Потом на рукопашную практику пригласил. А через неделю выпросил у Волгина перевести меня к нему из медсанчасти, якобы отряду медик нужен. Так вот – мы уже год не вспоминаем, что я медик, – ухмыляется девушка.
– Всё так, – сонно произносит с кровати казавшийся до того спящим Оцелот.
– Я тебя разбудила? – подскакивает Онцилла.
– Уж лучше ты, чем чертов гимн, – утыкается лицом в подушку командир. Медленно садится, облокачивается о стену, трёт глаза руками. Он в одной тельняшке и трусах. – Что вчера было?
– А что ты помнишь? – спрашивает Сервал.
– Что нашёл нам новое задание. Готовился сегодня с вами обсуждать. Всё.
– Врешь, – говорит Сервал. – Ты как минимум должен помнить, в какой момент почувствовал, что простыл. И почему тебе пришла в голову гениальная мысль выжрать поллитра водки без закуси.
– Простыл я позавчера, – нехотя признаёт парень. – Это фигня, не обращайте внимания.
– У тебя была температура 40,3! – возмущается Онцилла.
– Случается! – парирует капитан. – А водка… – потягивается, снова трёт глаза. – Там такая операция… Такая охрана… И если Волгин узнает, что это мы, он нас вздёрнет и перед штабом вывесит как предателей.
– Люблю нетривиальные задачи! – ухмыляется Сервал. – Так что помнишь-то?
– Тебя помню: как ты меня из-за стола выволакивал… – Оцелот делает паузу, изучает взглядом потолок, словно пытается найти там воспоминания. – И всё. – удивленно заканчивает он.
– То есть не помнишь, как Волгина нахуй послал?
Лицо командира выражает ужас. Он шепчет:
– Неееееет… Я… правда?
– Ты ещё сказал ему отъебаться, – напоминает Иван.
Оцелот прижимается к кровати, закрывает голову руками.
– Боже, как я ещё жив…
– Кажется, Волгин настолько офонарел, что забыл тебя за такое убить, – улыбается Сервал. – Пантера сказала, что он, вроде, отходит, но пару дней из корпуса тебе лучше не выходить.
Капитан накрывает голову подушкой.
– Разговор с Манулом тоже не помнишь? – спрашивает Иван.
– Ыыыыыы… Смутно… – Оцелот снова садится, прижимает подушку к груди. – Он что-то натворил?
– Пытался бежать, – говорит Сервал.
– Но не сбежал?
– Нет, – отвечает Иван. – Кажется, в комнате спит.
– Это хорошо… – замечает Оцелот. – На задании он нам понадобится.
Из громкоговорителя начинает звучать гимн. Все в комнате закатывают глаза: этот будильник надоел хуже горькой редьки.
– Пойдём проведаем Манула, – Онцилла говорит Сервалу и Ивану. – Ты, – оборачивается к Оцелоту, берет со стола сумку с красным крестом, вешает на плечо, из кармашка достаёт градусник, – измерь температуру.
– Дверь за собой закройте, – просит командир.
– Сам встань и подопри стулом, – предлагает Сервал. – Потом починим.
Ребята поднимаются на второй этаж. Дверь в комнату Манула открыта. На постели рядом с парнем сидит Рысь. На стуле – Пума.
– Да точно она у полковника ночевала, я тебе отвечаю! – громко шепчет Рысь. – Я в окно видела, как она назад идёт.
– Так говоришь, как будто это какая-то новость, – фыркает Пума. – Она сразу же, когда приехала…
– Сплетничаете? – интересуется Онцилла.
– Рысь утверждает, что Пантера спит с Волгиным, – слабым голосом произносит Манул с легкой улыбкой.
– Да это доказанный научный факт! – говорит Пума.
– Манул, а можно тебя про вчерашнее спросить? – Иван не может удержаться. В комнате воцаряется тишина.
– Любопытство сгубило кошку… – предупреждает Сервал.
– Спрашивай. Но я могу и не ответить… – напрягается хозяин комнаты.
– Что ты вчера пытался сказать Волгину?
– Аааах это!.. – Манул улыбается, хихикает. – Я намеренно выдавал нечто похожее на слова, чтобы он подольше пытался понять, что я ему говорю. Ну, чем дольше он меня не пытает, тем выше шансы выжить.
Комната взрывается смехом. Пума хлопает Манула по плечу.
– Ребята, это всё очень весело, но мне надо его осмотреть, – произносит Онцилла с широкой улыбкой. – Так что брысь!
Девушки шутливо по-кошачьи шипят, но выходят из комнаты. Онцилла закрывает за ними дверь и остаётся наедине с пациентом.
Отряд собирается на крыльце. О вчерашнем стараются не говорить. Когда в дверях появляется Пантера, она собирает на себе все взгляды. Женщина выглядит так, словно ничего не замечает. Пожалуй, это правильно: какая ей разница, что думает кучка неразумных детей?
Последними из корпуса выходят Онцилла и Манул. Парень выглядит относительно неплохо. Вблизи видно, что он бледнее обычного, но большинство этого и не заметит.
– Решил сам дойти до столовой? – интересуется Каракал.
– Лучше Волгину увидеть, что я всё ещё здесь, – разводит руками беглец-неудачник.
– Я была у Оцелота, – быстро говорит Онцилла. – 37,7. Напоила парацетамолом, дала антибиотик, ещё медикаментов по мелочи. Он просил передать, что совещание будет сразу после завтрака. Так что лучше бы нам выпросить с собой не только еду для Оцелота, но и рассол.
Каракал кивает, командует:
– Отряд, стройся!
***
К приходу ребят Оцелот уже в зале для совещаний. Он умыт, одет в тельняшку, чёрные брюки, сапоги, в берете и перчатках. Командир развешивает на доске какие-то карты, схемы, фотографии.
– Ты что, был в кабинете? – спрашивает Пума.
– Да. Куда деваться – там все материалы! – в углу разложено ещё больше бумаг. Очевидно, к сегодняшнему обсуждению он тщательно готовился.
– Вот твой завтрак, – Онцилла протягивает командиру сумку. Тот садится на пол, облокачивается о ножку доски, достаёт термос с чаем, завёрнутые в бумагу бутерброды с маслом и сыром, булочку с маком и половину маленькой банки рассола.
– Фууу! – парень морщится при виде зеленоватой жидкости.
– Пей! После алкогольной интоксикации важно восстановить водно-солевой баланс в организме.
– Я же говорил, что медик пригодится, – полушутливо произносит Оцелот и начинает жевать бутерброды, запивая рассолом.
Ребята заходят в зал, рассаживаются по своим местам. Иван подходит к стулу, куда в первый день знакомства складывал ноги Манул. Отряхивает сиденье, садится. Манул смотрит на этот жест грустными глазами. Разворачивается, подходит к Каракалу. Тот сидит в самом углу комнаты, таким образом Манул оказывается спиной ко всему остальному отряду.
– Я бы хотел просить прощения за вчерашнее, – акцент в говоре прибалта звучит ярче обычного.
– За что именно вчерашнее? – поднимается со стула Каракал. Он на голову выше Манула, но специально опирается плечом о стену так, чтобы оказаться на уровне глаз собеседника.
– За то, что было вечером…
– Ты не понял. Чтобы попросить прощения, нужно четко сформулировать, за что. Нам нужно точно знать, за что мы все тебя прощаем.
Манул оборачивается, смотрит на всех ребят в комнате. Бледнеет ещё сильнее, хотя это и кажется невозможным.
– Я… простите… я хотел покинуть часть…
– Ты хотел бежать? – переспрашивает Каракал.
Кажется, сейчас Манул готов умереть, лишь бы не отвечать на этот вопрос.
– Он и сам не знает, – спасает подчиненного командир. Все оборачиваются в сторону Оцелота. – Чего смотрите? Сами навели бардак в голове у парня, сами удивляетесь.
Оцелот дожёвывает бутерброд, встаёт. Подходит к Манулу.
– В первую очередь, это мы должны перед тобой извиниться. Прости, что мы тебя редко замечаем и почти не понимаем.
Командир открывает рот, хочет ещё что-то добавить, но сзади слышит голос Рыси:
– Я поражаюсь тому, как ты запомнил и интерпретировал информацию из моих донесений на прошлой миссии.
Все поворачиваются к девушке.
– Я была в том КБ, я облазила его целиком, потратила на это целый день – я знаю, о чем говорю. Ты отсутствовал пять с половиной минут. Чтобы за это время установить C-4 во всех ключевых точках охраняемого здания, нужно запомнить абсолютно всё, что было в моём донесении и составить маршрут по водосточным трубам, пожарным лестницам и системам вентиляции. Ты гений, и знаешь об этом, – завершает Рысь. – И мы тоже знаем. Прости, что не сказала этого раньше.
– Это вы меня простите, – почти перебивает её Манул. – Простите, что не сказал о своём плане. Что не учёл Гепарда. Простите, что из-за меня он погиб… – голос парня срывается. Он откашливается, снова поворачивается к Каракалу. – Прости, что я вчера тебя обнял…
– Что? – смеётся кавказец. – Ну что за глупости, брат! Давай и я тебя обниму, пиздюк ты эдакий!
Он отлипает от стены, обхватывает парня и отрывает от пола. Лицо у Манула равномерно краснеет, в глазах полное непонимание происходящего.
Каракал ставит сослуживца на пол. Манула шатает. Все смеются.
– Я надеюсь, мы все друг друга за всё простили? – улыбается Оцелот. – А то последнее средство всеобщего примирения у меня вчера закончилось…
Снова взрыв хохота.
– Итак, теперь серьезно. Следующая операция.
Оцелот движется к доске, ребята присаживаются на свои места.
– Наша задача – спасение пленника. Пленник находится в ВЧ-1784 под Красноярском.
Командир берет указку, проводит концом по карте региона, затем – по плану воинской части.
– Схема неполная. Есть подозрение, что пленника держат в подземном карцере. Вход предположительно через штаб, но возможны иные варианты.
– Персонал части? – спрашивает Каракал.
– Около 500 человек.
– Кто пленник? – задаёт вопрос Иван. Оцелот чуть заметно сглатывает.
– Агент ЦРУ. Мы должны вызволить его и сдать ЦРУ на руки.
– А говоришь, ты заказчик, – вмешивается Сервал.
– Заказчик – я. ЦРУ просто примут агента назад. Я с ними уже связался. Будут крайне благодарны.
– Срок? – спрашивает Каракал.
– Не больше недели. Это не простой агент. Как только в той части поймут, кто у них в руках, охрану усилят.
– Мы можем справиться с любой охраной.
– Ты не понимаешь. Начальник этой части – хороший друг Волгина. Как только он поймёт, кто сидит у него в подвале, он позовёт Волгина допрашивать пленника, а тот прикажет нам его охранять. В результате либо мы подведём полковника, либо он убьёт пленника.
– Мне казалось, у нас уже отработаны действия как раз для этой ситуации, – серьезно произносит Манул. – Ты заходишь в пыточную, шлешь Волгина нахуй, ребята выносят пленника…
По залу прокатывается хохот. Оцелот тоже хихикает:
– Боюсь, больше эту карту разыграть не выйдет.
– Простите, ребята, – подаёт голос Иван, – но как мы в течение недели окажемся в Сибири так, чтобы Волгин ничего не заподозрил?
– Осенние учения, – почти хором произносят ребята.
– Каждый сезон у нас проходят выездные учения, – поясняет Оцелот, – Зимой едем в тундру, весной – учения на воде в Тихом океане, летом – в песках Казахстана. Осенью летим в Сибирь, в тайгу. С пилотом я договорился, план учений написал, он уже у Волгина на столе. У нас три дня на предварительный анализ и подготовку.
– Я примерно так это вижу, – рассуждает Каракал. – Два человека вытаскивают пленника. Ещё двое ищут, где на базе хранится информация про этого агента, и уничтожают. Лучше будет, если там никогда не догадаются, кто был у них в лапах. Двое организуют эвакуацию. Пума, как всегда, отвечает за связь. Рысь – за уточнение информации по базе. Нужны самые актуальные планы, данные по возможным входам и выходам. Пантера проследит за активностью на базе во время миссии, обеспечит снайперское прикрытие, если потребуется.
– Читаешь мысли! – показывает пальцем на Каракала Оцелот. – Вы согласны с этим предложением?
Отряд кивает. Командир продолжает говорить:
– За пленником пойдут Ирбис и Гепард. Гепард специализируется на конвоировании, задача как раз по нему. Ирбис поможет действовать тихо. На эвакуации нужны сильные ребята, предлагаю Каракала и Сервала. Остаются Онцилла и Манул, вы пойдёте искать документы. Я буду помогать Пуме координировать. Тут есть какие-то возражения?
Ребята снова согласны.
– Оцелот, позволь задать тебе несколько личный вопрос? – мягко произносит Пантера.
– Допустим, – напрягается Оцелот.
– Я не совсем понимаю, в чем твой интерес в этой миссии. Просто достать человека и передать ЦРУ не выглядит как задача личной важности. Возможно, цель нужно допросить? Или ЦРУ будут готовы отплатить нам ответной услугой?
Оцелот вздыхает, отворачивается от отряда, заходит за доску, возвращается.
– Главное – пленник должен выжить. Любой ценой.
– Почему? – продолжает расспрос Пантера.
Парень снова отворачивается, вздыхает.
– Оцелот, насколько я понимаю по твоей реакции, это по-настоящему личная, близкая твоему сердцу миссия. По моему опыту, говорить о личном тяжелее всего, но обычно именно личный аспект любой миссии и приносит неожиданные проблемы. Если ты хочешь, чтобы мы справились на высшем уровне, чтобы цель выжила и благополучно отправилась к ЦРУ, тебе стоит рассказать нам всё, что тебе известно об этом человеке. Даже если это для тебя личное. Особенно если это для тебя личное.
– Это моя мать, – быстро произносит Оцелот.
Слышно, как ахает Онцилла, затем повисает неловкая тишина. Иван чувствует, как учащается сердцебиение. Вчера, когда пьяный командир рассказывал Манулу о своём прошлом, его слова казались лишь красивой зарисовкой для одного слушателя. Сейчас они начинают обретать особую глубину.
– Её позывной – The Boss. Американка. Они с отцом в одном отряде сражались во Второй мировой. Отец уже мёртв. Потерять ещё и мать я не готов.
Снова тишина. Никто не решается что-либо сказать. Затем Пантера набирается смелости:
– Какие у тебя с ней отношения?
– Никаких, – произносит Оцелот. – Я вырос в приюте. Имён родителей я никогда не знал. Слышал лишь бесконечные упоминания их подвигов. Когда удалось начать поиски, вышел на отца. Это он рекомендовал Волгину взять меня к себе. Отец был… непростым человеком. После его смерти я и решил собрать отряд.
Оцелот проходит по залу, садится на последний свободный стул.
– Отец никогда не говорил о матери. Но догадаться было несложно. До этого мне никогда не удавалось установить её точных координат. Она – легенда шпионажа, ускользает сквозь пальцы каждый раз, когда я пытаюсь дотянуться. Когда я понял, кого поймали под Красноярском, картина сразу сложилась. Я знаю, что она ищет в этой стране. Я знаю, где это. И я знаю: если под Красноярском поймут, что это Босс, я никогда её не увижу. Я не хочу так…
Оцелот сжимается, обхватывает голову руками, краповый берет падает на пол. Онцилла встаёт со своего места, подбирает берет и вешает на спинку стула. Затем садится на пол рядом, кладёт руку парню на предплечье. Оцелот пытается отодвинуться, но девушка настойчива. Она берет его руку, стягивает перчатку, сжимает его пальцы в своих ладонях.
– Раз ты хочешь, чтобы она жила, она будет жить. Так, ребята?
– Конечно, – говорит Сервал.
– Думаю, что от лица всех могу обещать: мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы твоя мать добралась до своих товарищей живой и здоровой, – в голосе Пантеры слышится душевное тепло.
От обуревающих её чувств Онцилла обнимает парня. Тот утыкается лицом в её плечо. Затем подходит Пума, обнимает их обоих разом. За ней – Каракал, Пантера, Манул, Рысь, Сервал. Иван подходит и тоже закидывает руки ребятам на плечи. Последним к большому клубку объятий присоединяется Ирбис. У него очень длинные руки: кажется, что он может обнять сразу всех девятерых, собрать вместе, как ленточка – цветы в букете. Из центра слышится всхлип Онциллы, писк Манула, которому, кажется, кто-то наступил на ногу.
В ушах у Ивана звучат слова Сервала: «Страшно сказать, но теперь Оцелот – наше Отечество». Месяц назад он готов был посмеяться над этим. Сегодня он готов лететь хоть на край света и делать всё, что угодно, чтобы его командир увидел мать живой.
Chapter Text
В комнате отдыха стоит полупустой ящик пива и десяток литровых бутылок водки. В коридоре первого этажа включён граммофон Оцелота, играет Чак Берри. Иван достаёт из ящика бутылочку, открывает, прикладывается. Пиво тёплое, но когда это уже третья бутылка, в самый раз.
Они улетают завтра утром. Всё готово: «добро» от Волгина получено, план продуман, оборудование загружено в самолёт. Отоспаться можно и на борту. Сегодня отряд Оцелота празднует. Отмечает то, что они всё ещё живы.
В комнате отдыха Онцилла играет на гитаре, Рысь с Сервалом напевают:
Я иду без тебя переулком знакомым
Я спешу не с тобой, не с тобой, а с Наташкой в кино
А тебе шлют привет окна тихого дома
Да еще старики, что всё так же стучат в домино
А за окном то дождь, то снег
И спать пора, и никак не уснуть
Все тот же двор, всё тот же смех
И лишь тебя не хватает чуть-чуть
У Сервала очень приятный голос. Иван не разбирается в музыке, но пение парня ему хотелось бы услышать на грампластинке.
Иван выходит из комнаты, движется вдоль по коридору. Замечает, что дверь зала для совещаний приоткрыта, оттуда слышится голос Каракала. Парень подходит ближе, хочет открыть дверь, но замечает, что вплотную к кавказцу стоит Манул. Иван замирает перед дверью.
– Я тебя нихуя не понимаю! – гремит подвыпивший Каракал. – Что значит «нравлюсь ли я тебе»? Да мне все нравятся в этом отряде! Тут все замечательные люди! Я вообще всех люблю!
– Понимаешь, ты мне нравишься… – пытается достучаться до него Манул.
– Конечно, мы бы иначе вместе не служили!
В движениях Манула читается отчаяние. Он привстает на цыпочки, насколько позволяют берцы, цепляется руками за шею мужчины, пытается притянуть к себе…
– Эээ, эээ, ты чего?! Сколько ты выпил, парень? – Каракал стряхивает с себя руки сослуживца, поднимает его за пояс, закидывает на плечо, как будто несет ковер на улицу. – Покажу тебя Онцилле, она тебя протрезвит.
Иван не дожидается, пока откроется дверь и его заметят. Он проходит вниз по лестнице, затем на улицу. На крыльце, свесив ноги, сидят Оцелот и Пантера.
– За успех операции? – предлагает тост парень.
– Прости, Гепард, у нас тут маленький клуб трезвости, – улыбается Пантера. – Оцелот на антибиотиках, а я плохо переношу алкоголь.
Иван улыбается, присаживается рядом с командиром.
– У вас так перед каждой миссией бухло рекой льётся?
– У ребят – да, – говорит Оцелот. – А меня Пантера обычно не пускает.
– Неужто ты жалеешь? – поднимает бровь женщина. – Мало приключений было четыре дня назад, хочешь сегодня догнать? Что ещё ты хотел бы высказать Евгению Борисовичу?
– Возможно, если бы в прошлые попойки ты меня так не держала, я бы не напился в хлам с одной бутылки, – немного раздраженно замечает Оцелот.
– Нашёл бы вторую, – фыркает Пантера. – Тебя же не объём интересовал, а результат.
Парень опускает взгляд, улыбается, кивает.
– На войне я видела Джой, – говорит Пантера. Оцелот от этих слов замирает. – И Сорроу. Лишь издалека, знакомы мы не были. Я видела, как они сражались. Великие люди.
– Говорят, ты была в Нормандии…
– Да, довелось, – отвечает женщина. – Была страшная суматоха. Война – это не то же самое, что наши маленькие камерные операции. Особенно тяжело снайперу: нужно быть везде и при этом нигде. Только после битвы я узнала, что великой Джой стало плохо на поле боя. Даже и разговоров не было о том, что она родила ребёнка. Я и подумать не могла, что в той битве появился на свет такой милый мальчик, – Пантера треплет командира за щеку. Тот морщится и отстраняется.
– Пантера, не надо!
– Да не пострадает твой могучий авторитет! Хочешь, когда вернёмся, я при тебе Женю за щечку так же потискаю?
– Хочу! – выпаливает Оцелот. Оба смеются.
Иван поднимается на ноги.
– У вас очень мило, но у меня скоро кончится пиво. Пойду найду более подвыпившую компанию.
– Хорошего вечера! – машет рукой Пантера. Оцелот театрально указывает рукой на дверь корпуса.
Парень заходит в здание и понимает, что про компанию он соврал. Пожалуй, он хотел бы посидеть в одиночестве. Ноги несут его в правое крыло. Там тише, но вдруг из зала для спаррингов слышатся голоса Пумы и Каракала.
«Любопытство сгубило кошку», – слышит Иван в голове голос Сервала. Насрать. Он тихо подходит к двери и садится на пол, приложив ухо к стене.
– Я в последнее время много думала о Голландии. Красиво, чисто, морской воздух. Язык похож на немецкий: выучим, нам не сложно.
Молчание Каракала почти физически ощутимо.
– Что ты так смотришь? Я знаю, ты хочешь домой, в Грузию. Но ты же видел, что творится с твоей страной.
– Там сильное сепаратистское движение…
– Да. Но пойми: я не хочу сражаться под началом кого-либо, кроме Оцелота.
– Запал в душу?
– В каком-то смысле, – в голосе Пумы слышен смешок. – Он талантливый руководитель, даёт интересные задания. Приносит новейшие технологичные игрушки, такое я люблю. Пока я хочу и могу сражаться, я буду работать на Оцелота. А когда больше не смогу… скажем так: я не хотела бы жить в стране с налогом на бездетность и статьей за тунеядство.
– Дара…
– Дато, я люблю твою страну: в ней замечательные люди, вкусная еда, яркие краски. Если хочешь, давай сходим к Оцелоту и попросим взять заказ у сепаратистов. Думаю, он не откажет: всё лучше, чем разыскивать очередную Волгинскую прошмандовку. Только, пожалуйста, не смотри на меня так…
Иван слышит поцелуи и тихо удаляется. Сервал был прав: однажды любопытство его убьёт.
В комнате отдыха больше не играет гитара. Гитаристка вообще привалилась к плечу Манула. Из её глаз катятся слёзы.
– Он меня не лююююбииииит! – тянет девушка. – Совсем не замечааааеееет! Может, песню ему написать, и тогда он поймёт, а? Ты как думаешь?
Манул прикладывается к водке, запрокидывает голову, жадно глотает несколько раз. Бутылка уже наполовину пуста. Иван решает не приближаться.
С дивана в противоположном углу комнаты ему машут Рысь и Ирбис с пивом в руках. Кажется, достойная компания. Иван хочет упасть на диван рядом с Ирбисом, но ребята отодвигаются в разные стороны, и теперь там есть место только между ними. Парень плюхается туда.
– Как вечер? – интересуется Рысь.
– Занимательно, – отвечает Иван. – Как много нам открытий чудных…
– За открытия! – поднимает бутылку Рысь.
Трое чокаются, прикладываются к пиву.
– Кстати про открытия. Сервал говорит, ты истории собираешь, – с улыбкой спрашивает девушка. – Как кто сюда попал.
– Есть такое… Поделитесь?
Ирбис кивает, улыбается.
– Ну раз уж Ирбис хочет… – Рысь смотрит прямо в глаза Ивану. – Представляешь, Ирбис – потомственный самурай!
– Даа? – саркастически ухмыляется новичок.
– Да! В седьмом поколении. Его отец переехал на Сахалин, когда южная половина была японской. Женился на русской девушке. А после Великой Отечественной решил в Японию не возвращаться. Обучил сына искусству владения катаной.
– Даже не знаю, верить или нет… – всё ещё с ноткой недоверия произносит Иван.
– А рюди никогда не верят, – с сильным японским акцентом произносит Ирбис. Иван резко разворачивает голову, недоуменно смотрит на парня. Он ни разу не слышал от него так много слов разом. – Хотя, казарось бы, очевидно. Неужери мне стоит ходить в кимоно?
– Прости, Ирбис, – Ивану искренне стыдно. – Я не ожидал, что это правда.
Он снова слышит голос Рыси:
– А меня вырастили в лаборатории учёные-генетики. Они пытались создать идеальное человеческое существо из доминантных генов лучших советских солдат. За время исследований выяснилось, что недостатки у меня всё же есть. Тогда они создали очень маленьких роботов и вкололи их мне. Эти роботы помогают мне лучше управлять своим телом и эмоциями…
– А вот это уже точно херня, ребята! – Иван вскакивает.
– Почему же? То есть в самураев ты веришь, а в достижения советской генетической науки нет? – лицо Рыси светится от извращённой радости.
– Нахер вас! – парень разворачивается и выходит. Слышит смех Рыси и Ирбиса.
Вот теперь точно нужно побыть одному. Иван идёт к своей комнате. У самой двери ему попадается Сервал.
– Как ты? – спрашивает патлатый.
– Скажи, а Рысь правда генетически модификационный совершенный солдат?
Сервал трясётся от смеха.
– Да нееее, это у неё шутки такие. У неё каждый раз новая история. То она пришелец с Марса, то дочь президента США, то тело, в которое пересадили мозг Эйнштейна. А ты ей поверил?
Иван выдыхает, прислоняется к стене.
– Не знаю уже, кому и верить.
– Мне можешь верить. Я тебе вообще не вру.
– То есть если бы я без того пари спросил тебя про Пантеру, ты бы тоже рассказал?
– Да, конечно.
– Зачем оно тогда было?
– Ну, а вдруг бы мне повезло?
– И что бы ты тогда спросил?
Сервал мешкает.
– Я… слишком для этого пьян.
– Звучишь как Пантера. И вообще, для откровенности пара бутылок пива в самый раз.
– Я… лучше пойду, – касается ручки своей двери Сервал.
– Никуда ты не идёшь, – Иван запускает пальцы в волосы парня и страстно целует.
Сервал на секунду замирает, а затем отвечает на поцелуй. Когда они прерываются, длинноволосый всё же находит нужный вопрос:
– Ко мне или к тебе?
Иван решительно дергает ручку своей двери. Кому какая разница, чем они занимаются сегодня, если они оба могут умереть послезавтра?
Chapter Text
По территории ВЧ-1784 стелется туман, что делает темноту в три часа ночи особенно непроглядной.
«Пантера, ты такую погоду хотела? Получай!» – смеётся по рации Пума.
«Спасибо, дорогая!» – отвечает снайпер.
«Ретранслятор установлен, система оповещения отключена. Можно заходить», – слышится голос Рыси.
«Есть!» – произносит в рацию Иван. Они с Ирбисом поднимаются по склону холма к базе.
Под стеной части в этом месте водосточная канава. По планам она должна быть слишком узкой, чтобы человек мог в неё протиснуться, но летом дожди вынудили расширить проток. Теперь туда с трудом, но проходят широкие плечи двоих мужчин.
Держась в тени, агенты крадутся до штаба, влезают в открытое окно одного из кабинетов на первом этаже. Внутри темно, дверь в коридор заперта. Ирбис поворачивает ручку замка, тот тихо щёлкает. Он ювелирно приоткрывает дверь: достаточно широко, чтобы видеть коридор, но медленно, чтобы петли не заскрипели. Машет Ивану.
Дальше по коридору – железная дверь. Ирбис достаёт отмычки, копается в замке. Иван следит, чтобы к ним никто не подобрался. Пока на базе тихо.
Ирбис снова привлекает внимание товарища: замок вскрыт, но сразу за дверью патрульный. Он в полудреме, но может поднять тревогу. Ирбис прикладывается глазом к замку, ждёт, когда солдат отвернётся. Затем резко распахивает дверь. Иван кидается вперёд, делает удушающий. Охранник безвольно обмякает. Его прячут под лестницу, ведущую в подземный карцер.
«Куда дальше?» – спрашивает Иван.
«Направо, там двое», – даёт нужную информацию Рысь.
Ирбис идёт первым, выключая охранников, попадающихся по пути. У одного из них Ирбис снимает с пояса кольцо с ключами.
«Третья камера слева», – подсказывает девушка по рации.
Парни подходят к решетке. Ирбис подбирает ключ, открывает дверь.
Пленник сидит в дальнем углу камеры. Руки прикованы к стене. Человек поднимает голову… Да, это та женщина, фото которой показывал Оцелот. Но и без фото Иван безошибочно определяет, что перед ним мать командира: этот суровый взгляд серых глаз за последний месяц он видел почти ежедневно.
Босс изучает вошедших: чёрные костюмы без опознавательных знаков, балаклавы. Когда они готовились к операции, Сервал нацепил поверх балаклавы берет. «Очень незаметно», – рассмеялся Оцелот. А Ивану понравилось. Эффектно смотрится. Но береты, конечно же, оставили в самолёте.
– Вы кто? – на безупречном русском спрашивает женщина.
Иван не отвечает: подходит к Босс, достаёт из кармана шприц, быстро всаживает иглу в шею шпионки. Та обмякает.
«Что ты делаешь?» – надрывается по рации Оцелот.
«То, зачем ты меня позвал, – отвечает Иван. – Это сильнодействующее снотворное с легким паралитиком. Здоровья не прибавляет, но в ближайшие шесть часов она не проснётся.»
«Зачем тебе это?» – сокрушается командир.
«Вот тебе секрет успеха моих операций в Берлине и Мюнхене: проще всего конвоировать бессознательную цель. Она не пытается ни помешать, ни помочь».
Оцелот в трубке вздыхает, принимая правила игры нового члена отряда.
Пока Ирбис контролирует коридор между камерами, Иван вскрывает наручники Босс, закидывает женщину на плечо.
«Цель у нас», – произносит парень.
«Отлично», – отвечает Оцелот.
«Выход с западной стороны свободен, – врывается в переговоры Каракал. – Можете выдвигаться в том направлении».
«Браво! – слышат ребята похвалу командира. – Онцилла, Манул, что у вас?»
***
«Мы в лаборатории», – шепчет в рацию Онцилла.
Ещё с утра документы по Босс были в штабе. Однако к вечеру пришёл какой-то учёный (Рысь определила это по белому халату, прожженному реактивами) и унёс папку. Ранее она выяснила, что в этой воинской части, как и у Волгина, есть своя исследовательская лаборатория. Конечно, не такая огромная, но, вероятно, не менее продвинутая. Разумеется, учёный с папкой в руках в этой лаборатории и скрылся. Проследовать за ним не смогла даже вездесущая Рысь. Однако получилось стащить из казарм пару халатов и пропусков. И теперь двое новых сотрудников лаборатории – Онцилла и Манул – вышагивают по коридорам в поисках нужного кабинета.
На втором этаже в конце коридора ребята замечают дверь с табличкой «Главный конструктор».
– Ставлю ящик пива, что папка там, – шепчет товарищу Онцилла. Подходит, трогает ручку двери. Заперто.
Манул владеет отмычками не хуже Ирбиса. Ребята входят в кабинет, аккуратно прикрывают за собой дверь. Взгляд Онциллы сразу выхватывает лежащую на столе фотографию Босс.
– Идеально, – выдыхает девушка.
Она собирает все документы со стола в лежащую сбоку папку. В углу кабинета видит вытяжной шкаф. Подбегает к нему, достаёт из кармана спички, поджигает папку, кладёт на стеклянную полку, плотно закрывает дверцы. Огонь съедает бумаги за десяток секунд.
«Документы уничтожены», – произносит в рацию девушка.
«Отлично! Выходите к западным воротам. В случае чего, Каракал и Сервал вас прикроют».
Онцилла разворачивается к Манулу. У неё есть ровно секунда, чтобы осознать: парень вскрыл сейф за картиной на одной из стен комнаты и прямо сейчас тянет руки к лежащему там футуристически выглядящему прототипу какой-то пушки.
Как только пальцы Манула касаются оружия, в здании звучит сигнал тревоги. Парень вцепляется в свою добычу и начинает внимательно рассматривать.
«Онцилла, Манул, что у вас творится?» – надрывается Оцелот по рации.
«Рысь, ты же вырубила систему оповещения?» – с тревогой переспрашивает Пума.
«Да, но, видимо, в КБ она своя, а пролезть туда я не смогла…»
«Внимание, внимание! Всем постам. Сигнал из лаборатории. Необходимо проверить. Приём», – слышится голос, выхваченный Пумой с помощью ретранслятора из переговоров противника.
«База, это Гамма 3, вас слышу. Высылаю отряд…»
Стучащая в ушах Онциллы кровь заглушает голоса по рации. Она хватает Манула за халат на груди и тащит за собой из кабинета.
На входе уже стоят три охранника, готовых влететь в комнату. Онцилла на ближней дистанции не оставляет им шансов: все трое в мгновение ока укладываются ровным рядом в коридоре. Девушка выхватывает у одного из лежащих автомат. Следующую пару противников она расстреливает издалека. Но дойти до лестницы ребята не успевают: нападающие окружают с трёх сторон, их автоматы направлены на агентов. Какими бы хорошими бойцами ребята ни были, им не выйти живыми при таком раскладе.
Манул, всю дорогу безостановочно крутивший какие-то рычажки и тумблеры на прототипе пушки, поднимает голову. Он направляет экспериментальное оружие в сторону одного из противников, жмёт спусковой крючок…
***
«Наблюдаю разрушение здания лаборатории», – по рации слышится встревоженный голос Пантеры.
«Онцилла, Манул, ответьте!» – Оцелоту кажется, что сейчас у него остановится сердце. Живы ли ребята? Что там случилось? В ответ тишина.
В палаточном штабе только Оцелот и Пума. Вокруг разложены карты, отчеты Рыси, фотографии. Темноволосая девушка тревожно следит за огоньками на радиостанции. Парень ходит по палатке. Успокоиться и присесть он не в состоянии.
«Каракал, Сервал, проверьте, что с ними…»
«Это иррационально, Оцелот, – звучит голос Каракала. – Цель миссии – спасение пленника. Перефокусируясь на ребят в лаборатории, мы подвергаем опасности его жизнь».
Командир понимает: тот прав. Нужно иное решение.
«Меняем план. Каракал, Сервал – рядом с вами находится ангар, там есть БТРы. Зачистите, найдите подходящий бронетранспортёр. На нем вывезем пленника и раненых. Ирбис, Гепард – несите пленника в ангар. Я выдвигаюсь в вашу сторону. Пума, теперь ты координируешь».
«Так точно», – отзывается девушка.
Оцелот сбрасывает берет, натягивает балаклаву, на ходу накидывает чёрную куртку. Смотрит на перчатки…
Объективно – эта ярко-красная кожа может выдать его с потрохами. Но без них он не чувствует себя собой. Перчатки – это его защитный кокон, не позволяющий другим людям коснуться его, навредить.
Прикосновения всегда тяжело давались парню. С детства кто-то трепал его за волосы, хлопал по плечу, брал за руки. Маленький Оцелот же лишь хотел, чтобы его оставили в покое. Тогда он и начал носить перчатки: когда он в них, все прикосновения к нему не имеют значения. Сам крайне редко касался кого-то не в ходе рукопашной. Когда Онцилла стянула с парня перчатку, он готов был заплакать: настолько уязвимым, обнаженным он себя почувствовал. Но девушка не навредила ему, наоборот: он ощутил, что принят, понят, любим. Может, когда-нибудь перчатки станут для него лишь стильным аксессуаром. Быть может, с этой ночи.
Пока Оцелот стягивает перчатки, из рации раздается голос Пантеры:
«Ребят выносят из развалин: там два тела в белых халатах».
«Они живы?» – спрашивает Пума.
«Не могу знать, – отвечает женщина. – Туман и строительная пыль сильно ухудшают видимость».
«Бегу к вам», – Оцелот прячет перчатки во внутренний карман куртки. Секунду раздумывает, затем кладёт ладонь на плечо Пумы.
– Удачи!
Девушка с нежностью касается его руки. Парень секунду улыбается, а затем пулей вылетает из палатки.
***
Иван опускает Босс на сиденье бронетранспортёра. На шум вся охрана сбежалась к лаборатории, путь до ангара был почти чист. Когда Иван и Ирбис зашли, в помещении не было никого в сознании, кроме Каракала и Сервала. Второй сидел за рулем БТРа, проверяя исправность машины.
«Цель на месте, – сообщает он по рации. – Готов тронуться в любой момент».
«Жди, – по голосу командира слышно, что он бежит. – Нужно их отвлечь: Рысь – иди в южную казарму. Ирбис – юго-восток, склад. Там нужно как можно больше шуму. Справитесь?»
«Наконец-то!» – Рысь не нужно просить дважды.
«Гепард, ты нужен мне у лаборатории. Поможешь достать ребят».
«В чем моя задача?» – спрашивает Каракал.
«Отвечаешь за сохранность цели».
«Понял».
Иван покидает БТР, выходит из здания. У лаборатории он видит крадущегося Оцелота.
– Ждём ребят… – тихо произносит тот.
«Готов», – слышен по рации голос Ирбиса.
«Готова», – вторит ему Рысь.
«Давайте», – даёт «добро» Оцелот.
Алый цветок взрыва расцветает в торце склада с боеприпасами. Из казармы неподалёку вылетают все стёкла.
«Солдаты начали передислокацию на юг базы», – вещает Пантера.
«Выдвигайтесь», – командует Пума.
Оцелот и Иван с пистолетами в руках обходят охранников, стоящих у тел товарищей. Почти не размышляя, всаживают по пуле в затылок каждого противника. Иван замечает, что командир странно двигает руками, словно гасит отдачу. Бессмысленно, но до тех пор, пока тот не мажет, это совершенно неважно.
Когда охранники падают, ребята подбегают к своим агентам. Те дышат, и это радует. Иван хлопает по щекам Онциллу – реакции нет. Боковым зрением видит, что Манул садится, начинает шарить по траве вокруг себя. Оглядывается, бросается к одному из лежащих охранников, вытаскивает из-под него странного вида огнестрел. Разбираться нет времени: нужно бежать к ангару.
Иван поднимает Онциллу на руки, перебрасывает через плечо. В обход развалин они движутся в сторону ангара: сначала Иван, за ним – остальные парни.
Внезапно дверь казармы напротив открывается, оттуда показывается одинокий солдат с автоматом наперевес. Он направляет оружие в сторону Ивана, уклониться тот уже не успеет…
Иван умирает. Его тело падает на спину, ткань куртки становится тяжелой и липкой от горячей артериальной крови. Мир темнеет. В ушах – голос Сервала шепчет то, что он слышал в своей комнате пару дней назад…
Видение неминуемой кончины прерывает звук падения тела с крыльца. Солдат с автоматом так и не успел нажать на крючок.
«Обращайтесь», – произносит голос Пантеры по рации.
«Спасибо», – шепчет Гепард, крепче перехватывает Онциллу и несётся к ангару.
Рысь и Ирбис уже в БТРе. Гепард опускает Онциллу рядом с Босс, сам садится к ним. Оцелот и Манул грузятся следом. Командир бросает печальный взгляд на пленницу. Поднимает свесившуюся вниз руку, берет в свои. Гепард замечает, что на парне нет привычных перчаток.
Сервал взглядом пересчитывает людей в БТРе.
«Стартую», – произносит водитель.
Он заводит мотор, выезжает из ангара к западным воротам.
«Внимание! Противник захватил бронетранспортёр, движется на запад. Повторяю: бронетранспортёр с противником на запад!»
– Падла… – ругается Сервал.
«Штаб, это Альфа 7. На панели радиостанции постороннее устройство. Изучаю…»
«Запускаю систему самоуничтожения ретранслятора, – произносит Пума. Через секунду подтверждает. – Ретранслятор успешно уничтожен».
«Ребята, за вами три мотоцикла, БТР и, кажется, вертолёт», – говорит Пантера.
«Мотоциклистов беру на себя».
Гепард высовывается из люка бронетранспортёра. Три мотоциклетных команды одна за другой теряют водителей. «Если вернёмся живыми, подарю Пантере цветы», – решает парень.
– Мотоциклы всё, – садится он на своё место.
– Нам есть, чем пробивать вертолёт и БТР? – с безнадёгой в голосе произносит Оцелот.
– Нет, – отвечает Каракал. – Ничего бронебойного, тем более «земля-воздух», мы не брали.
– Есть! – подскакивает Манул, тряся своим футуристическим стрелялом.
Пока он пробирается к люку, чуть не падает на Онциллу. Та приходит в себя, недоуменно смотрит на товарища.
Манул всё же высовывается в люк. Целится, стреляет.
В маленькое окошко Гепард видит, как далеко впереди влетает в землю объятый пламенем вертолёт.
– Ёбанная срань! – восхищается Каракал.
«Пума, боюсь тебя огорчить, но в сторону палаточного штаба вышел отряд», – слышен голос Пантеры.
«Поняла тебя. Запускаю самоуничтожение радиостанции, – девушка спокойна. Должно быть, такой поворот событий она предвидела. – Прощайте, ребята. Надеюсь, ещё увидимся».
«Пума!!!» – кричит Каракал, но конец фразы по рации уже не слышен. В наушнике – напряженная тишина радиомолчания.
Тем временем слышится ещё один взрыв – это Манул попал из своей пушки по БТРу преследователей.
Некоторое время парень остаётся вглядываться в туманную темноту, затем опускается на сиденье.
– Преследования не вижу.
Ребята выдыхают.
– Что будет с Пумой и Пантерой? – спрашивает Онцилла.
– У нас есть условленное место встречи с ними, – отвечает Оцелот. – Надеюсь, мы увидим их там.
– А если нет? – нервничает Каракал.
– Ты сам знаешь…
Кавказец глубоко вздыхает. Ирбис хлопает его по плечу: всех в отряде в равной степени мучает неизвестность.
***
Светает. На поляне у АЗС только Оцелот, Каракал и Гепард. Остальных командир отправил на место сбора. На руках у Оцелота – Босс. Парень не может перестать вглядываться в лицо женщины.
– Жаль, что не удалось поговорить…
– Зато это надежно, – Гепард старается звучать как можно более понимающим. – Учитывая то, что случилось в лаборатории, в сознании она могла бы создать нам море проблем.
Командир кивает. Умом он согласен, но сердце хотело бы иного.
На поляну опускается вертолёт. Люди в штатском выпрыгивают, забирают из рук Оцелота свою шпионку, взамен вручают тяжелый чемодан.
– С Вами приятно работать, Адам.
– Передавайте привет майору Тому.
– Непременно, – отвечает агент.
ЦРУшники грузят пленницу в вертолёт. Оцелот провожает его взглядом.
– Она когда-нибудь узнает, что это был я? – тихо говорит капитан.
– Если мы её встретим, то обязательно расскажем, – ободряет командира Гепард.
Оцелот подносит руку к глазам, хлюпает носом. Лезет во внутренний карман куртки. Достаёт оттуда алые перчатки.
***
Когда они прибывают на место встречи, остальные уже грузятся в приземлившийся самолёт по узкой лестнице. Гепард громко кричит, чтобы привлечь к себе внимание ребят. Манул оборачивается: он идёт последним, на него облокачивается Онцилла.
– Всё хорошо? – спрашивает прибалт.
– Да, успех, – улыбается Оцелот. Возможно, улыбка выходит не самая искренняя, но ребята стараются этого не замечать.
– Пантера с Пумой здесь? – осматривается Каракал.
– Пока нет. Но у них ещё десять минут, если мне не изменяет память.
Каракал вглядывается вдаль, начинает обходить самолёт. Гепарда тоже мучает ожидание.
Оцелот начинает подниматься вверх по лестнице.
– Ты там не жди, – кидает командир товарищу. – Каракала и одного внизу хватит. Думаю, нас всё ещё ищут. Взлёт лучше не задерживать.
Гепард кивает, поднимается вслед за командиром.
В самолёте ему в глаза бросается широкая улыбка Сервала. Он машет с одного из задних сидений, приглашает сесть рядом. Гепард тоже улыбается, кидает взгляд за стекло.
По полю в направлении самолёта несутся две точки. Гепард высовывается из двери:
– Каракал, они с той стороны!
Два раза повторять не приходится. Когда Гепард садится рядом с Сервалом, в иллюминаторе к двум чёрным точкам приближается третья. Вместе они бегут к лестнице в самолёт.
– Всё хорошо, что хорошо кончается, – резюмирует Сервал.
– Ага, – с сарказмом в голосе произносит Оцелот. – Всё закончится только тогда, когда Волгин распишется в моём отчёте о том, куда во время обыкновенных учений мы проебали больше половины выданного оборудования!
Chapter Text
– Тебе мат в пять ходов. Показать? – ухмыляясь, произносит Манул.
Ирбис качает головой, молча опускает короля на доску. С Манулом в шахматах тягаться бесполезно. Белобрысый рассказывал, что ещё в школе у него разряд был. Ребята не особо удивились.
На плече Манула виснет Онцилла. Что в последний год происходит между ними – черт ногу сломит. То ли любовь такая, то ли Онцилла ему за что-то мстит. Благо на выполнение заданий отношения этих двоих никак не влияют.
Сейчас – конец июля, с Красноярска прошло больше десяти месяцев. Главный вывод, который Оцелот сделал из той операции, – никогда не отправлять Манула на поле боя одновременно с кем-то. Парень с работой в команде даже в теории не монтируется. Теперь его отправляют на миссии индивидуально, с небольшой поддержкой Рыси. Она добывает всю нужную информацию и исчезает, оставляя Манула самого разрабатывать себе план действий. Отправляют его обычно туда, где ничего не жалко или где нужно максимальное количество жертв и разрушений. С каждой миссии он приносит новую невероятную историю и, зачастую, какую-нибудь особо секретную разработку. Ни одного задания ещё не провалил. Оцелот доволен.
В комнате отдыха не только Ирбис, Манул и Онцилла. Каракал и Пума обсуждают, где бы достать новый альбом The Beatles, Пантера разгадывает кроссворд. Сервал читает «Робинзона Крузо», положив голову на колени Гепарду. Тот в одной руке держит подшивку статей о недавно открытых ядах, а другой лохматит Сервалу волосы. Гепард и сам отрастил кудри. Не то, чтобы самому нравилось: Сервал настаивал.
Первое время они пытались скрываться: не прикасались друг к другу на людях, целовались тайком только после отбоя, старались вести себя максимально тихо. Пока однажды, когда они вдвоём остались в комнате отдыха, туда не заглянула Пума:
– Пункт первый: все всё знают, – с улыбкой сказала девушка. – Пункт второй: всем насрать. А я думаю, что вы миленькие.
На этих словах она убежала, оставив парней в полном смущении. С тех пор небольших проявлений чувств при отряде они не стесняются. Жить от этого стало намного проще.
Идиллию в комнате отдыха нарушает Рысь. Она останавливается в дверном проёме и произносит:
– Ребята…
– Ты вызываешь во мне плохие воспоминания, – хмурится Каракал. – Что случилось?
– Ребята, я мимо кабинета Волгина проходила…
– Господи, и что там? – раздраженно спрашивает Онцилла.
– У него на столе лежит приказ о присвоении Оцелоту звания майора!
В помещении резко становится очень громко: кто-то хлопает, кто-то ахает, кто-то кричит. Онцилла подскакивает и начинает прыгать на месте.
– Но он ещё не подписан, – скромно добавляет Рысь.
– Да неважно! – гремит Каракал. – Как написал приказ, так и подпишет.
– Надо бы его поздравить, – говорит Пума. – Небольшую вечеринку, хороший алкоголь (а не пойло, которое в сельпо завалялось, как обычно). Подарить что-то хорошее…
– С алкоголем я могу помочь, – предлагает Пантера. – Если дадите мне неделю, достану для вас ящик чудного французского шампанского.
– Ты же не переносишь алкоголь, – поднимает бровь Гепард.
– Ваш обычный алкоголь – нет, – фыркает женщина. – Как вы ещё сами от него не окочурились!
– А что с подарком? – интересуется Сервал.
– Есть у меня одна идея, – произносит Пантера. – Но только если никто не против…
***
Поздно вечером в кабинете Оцелота раздаётся стук.
– Войдите! – кричит парень.
Дверь открывается, заходит Гепард.
– Ты срочно нужен нам в корпусе.
– Что там случилось? Опять Сервал с Каракалом не могут решить, кто первый идёт в парную?
– Нет, другое, – уклончиво отвечает Гепард. – Идём!
Капитан вздыхает, встаёт, надевает берет, открывает ключом заднюю дверь, и они с Гепардом двигаются в сторону корпуса.
В здании на редкость тихо. Гепард ведёт командира наверх, к комнате отдыха.
– Оооой, Гепард, ты чего? – парень замирает перед дверью. – Я туда ни ногой. Не нужен вам там командир! Я бы на табличке так и написал: «Комната отдыха от Оцелота».
– Поздно! – Гепард открывает дверь в полностью темное помещение и со всей силы пихает командира туда.
Не ожидавший такого Оцелот с размаху вылетает в центр комнаты. Резко включается свет:
– С повышением! – кричат ребята, высовываясь из-за диванов и кресел. В руках у них бокалы с шампанским.
Выражение непонимания на лице Оцелота сменяется радостным удивлением. Он сгибается пополам, смеётся:
– Народ, но ведь приказ даже не подписан!
– Неважно! – категорично заявляет Каракал, обходя диван.
– Женя очень скоро подпишет, – ласково заявляет Пантера, протягивая Оцелоту один из двух бокалов у неё в руках.
– Неужели теперь мне позволено выпить? – саркастично замечает Оцелот.
– Я не против, – с легкой улыбкой произносит женщина.
Когда весь отряд окружает командира, а Гепард забирает свой бокал шампанского у Сервала, Пума произносит:
– Уважаемый без пяти минут майор Оцелот! Мы очень тебя любим и ценим. В знак этого прошу принять наш маленький, но красивый и полезный подарок…
Ирбис достаёт из-за спины коробку, завязанную красивым алым бантом. Оцелот одним движением развязывает бант, крышка падает. Внутри оказывается ярко-красный, как его перчатки, шелковый шарф. В глазах командира видно, что чем дольше он на него смотрит, тем больше этот аксессуар ему нравится.
– Это чтобы ты реже простывал, – произносит Пантера.
– А цвет Ирбис подбирал, – подсказывает Рысь.
– Вот это дааа… – Оцелот поднимает шарф, зарывается в него носом.
– Дай завяжу! – лезет вперёд Манул.
– Нет, я! – Онцилла решительно вручает прибалту свой бокал, принимает у Оцелота шарф. Тот чуть наклоняется, чтобы низкой девушке было проще. – Готово!
Онцилла завязала узел на шее, аккуратно заправила шарф под ворот кителя. Лоснящийся алый отрез ткани идеально дополняет образ майора. Кажется, что никак иначе командир отряда и выглядеть не мог. В комнате слышно всеобщее восхищение.
– За майора Оцелота! – поднимает бокал с шампанским Каракал.
– За майора Оцелота! – откликаются остальные.
Звон бокалов. Майор только успевает поворачиваться ко всем, кто хочет с ним чокнуться.
– Ммм, это вкусно! – произносит Оцелот, пробуя шампанское.
Пантера шутливо пихает пальцем дно бокала, заставляя Оцелота выпить всё залпом. Ребята поддерживают: со всех сторон слышится: «Пей до дна, пей до дна!»
Оцелот вынужденно допивает, указывает бокалом на Пантеру:
– Напьюсь – сама будешь виновата!
Та лишь смеётся.
– Качай майора!!! – ревет Каракал, отставляя бокал.
– Есть качать майора!!! – отзываются все.
Каракал, Сервал, Гепард и Ирбис подхватывают парня и начинают подбрасывать. Майор отчаянно визжит, остальные ухохатываются.
Когда Оцелота ставят на место, у него подкашиваются ноги, он садится на пол.
– Ребята, вы – лучший отряд в мире! Огромное вам спасибо! За то, что вы есть. За то, что вы делаете. За то, какие вы замечательные.
– Мы такие, – нескромно отвечает Манул. Все опять смеются.
Тем вечером Оцелот выйдет из комнаты отдыха довольно пьяным, но очень счастливым. А меньше, чем через месяц, его жизнь навсегда изменится. Но даже в той, новой жизни его лучшими друзьями останутся девять спецагентов с кошачьими позывными.

Xogoi_Momo on Chapter 9 Fri 28 Jan 2022 05:22AM UTC
Comment Actions
LadyChiffa on Chapter 9 Fri 28 Jan 2022 05:35AM UTC
Comment Actions